Завоюй меня снова - Белла Фрэнсис

– Прости. Сгоряча. Это ни-че-го не значит.

Он начал сосредоточенно вытираться полотенцем. Люси показалось, что таким образом он пытается стереть с себя все следы их отношений.

– Пойдем, Люси. Мы увлеклись. Мы замечательно провели время. Давай не будем драматизировать. У нас мало времени, скоро надо будет садиться в самолет. Не будем все усложнять?

Он обернул полотенце вокруг бедер и пошел вперед, ведя ее в кольце своих сильных рук.

– Мы едем на вечеринку! Мы отлично проведем время! – сказал Данте, ухмыляясь.

Он поднял полотенце, безвольно висевшее на ее руке, и промокнул ее плечи, стирая капельки воды, упавшие с его волос. Она действовала как во сне: схватила полотенце и обмотала вокруг тела.

– Принцесса? Эй, давай закончим на высокой ноте. Еще несколько часов, и я обещаю, ты шикарно проведешь время. Я позабочусь об этом.

– Не стоит, Данте. Я сама о себе позабочусь.

– Так намного лучше, – сказал он.

Она смотрела на него, все более и более недоверчиво с каждой секундой.

– Чтобы ты знал, единственная причина, по которой я еще здесь, – я обещала. Я сдержу слово. Я не пытаюсь быть кем-то, кем я не являюсь. Я не говорю в открытую о своих чувствах.

Она не могла поверить, что эти слова были в ее голове, и тем более что она произнесла их вслух. Она захлопнула рот рукой в глупой надежде, что ничего подобного она не произносила.

Данте вышел из ванной. Дверь была открыта, и его шаги оставляли мокрые следы на ковре. Несколько капель все еще поблескивали на его плечах и волосах. Пылинки замерли в лучах предзакатного солнца, буря была неизбежна.

– Я просил тебя успокоиться, Люси.

– Успокоиться? Какого черта ты несешь? При чем тут мое спокойствие?

– Ты не понимаешь, что ты говоришь. Я плохо переношу эмоциональный шантаж.

– Шантаж? Эмоциональный шантаж? Да у тебя одни проблемы! Это ты боишься серьезных отношений, но пытаешься все вывернуть так, будто проблемы у меня! – Она схватила халат с крючка в ванной комнате и всунула руки в рукава, завязав пояс туго на талии.

Данте двинулся по комнате, медленно, спокойно, но готовый, как боксер на ринге. Напряжение витало в воздухе. Но она уже не могла остановиться.

– Ты все еще собираешься отрицать, Данте? Для меня? Или – что еще хуже – самому себе? Ты когда-нибудь был близок к тому, чтобы собирать себя по кусочкам? Ты же ни с кем не встречаешься достаточно долго. Ты просто исчезаешь, как в идиотском фильме. Ты даже не знаешь имен своих подружек.

– Хватит! – прошептал он, повернувшись вполоборота. Она остановилась и замолчала. – Ты думаешь, мне нужны имена? В моей голове только одно имя, вырубленное в мой череп. И пока я не смогу стереть его из моей памяти, в моей жизни не будет никого. Ты слышишь меня, Люси? Ни ты, ни кто-либо другой. Я не хочу нести ответственность за кого-либо еще снова. Ты понятия не имеешь о моем прошлом – что я пережил.

– Что ты пережил? Бедный Данте. Кто тебя обидел? – саркастически спросила она, шагнув вперед. – Ты думаешь, ты единственный, кто когда-либо страдал? Я видела, как люди страдают. Я по кусочкам собирала мать, отец нас бросил. Я видела ее боль. Она справилась. Так что не надо оправдывать свое поведение тем, что тебе пришлось страдать.

Она тянула и тянула за пояс халата, и тот наконец поддался. Она взглянула в сторону платья, которое она собиралась надеть на ужин. Оно висело как отвратительный призрак, наблюдающий за ними. Данте подошел к своей сумке, достал нижнее белье, стряхнул с себя полотенце и начал одеваться.

Он стоял спиной к ней. Она знала, что он слушает, но он все больше и больше отдалялся от нее. Как будто сначала он полотенцем пытался стереть ее со своей кожи, а теперь из своей памяти.

– Почему ты молчишь? Почему бы тебе не рассказать мне об этом, об этой женщине? Помогите мне понять, почему ты так себя ведешь?

– Ты не собираешься сдаваться, не так ли?

– Нет, если это поможет мне понять, что происходит в твоей голове, Данте, и если есть шанс, что у этих выходных может быть совсем другой конец.

– Конец может быть только один, Люси. Ничего не изменилось с тех пор, как я обозначил условия на моей яхте.

– Вот что для тебя любовь, Данте? Бизнес?

– Ты действительно хочешь знать, что значит для меня любовь? Последняя женщина, которую я любил, покончила жизнь самоубийством. Потому что я не хотел делать то, что она хотела. Достаточно веская причина, Люси? Это поможет? Теперь ты успокоишься?

Столы простирались в самые дальние уголки бального зала Гранд-отеля, как море белых горошин. Стена из серебряных штор окружили их. Впереди, окруженная с обеих сторон ступеньками, стояла импровизированная сцена. Единственный прожектор освещал сцену, выхватывая длинный тонкий микрофон и экран, который четко давал понять, что гостям посчастливилось побывать на ежегодной, двадцать пятой, церемонии вручения награды «Женщина года».

Женщины были одеты в шелк и атлас, сверкали дорогими украшениями, мужчины – исключительно в безупречных смокингах. Все заняли свои места. Официанты сновали между столиками, наполняя бокалы и меняя блюда. Бокалы то и дело взмывали вверх, гул разговоров становился громче с каждой минутой.

Свинцовая тяжесть в животе у Люси за последние два часа никуда не делась. Два часа назад Данте произнес свою декларацию о первой любви, а затем молча оделся. Она знала, что ее подавляющий инстинкт – подойти к нему, обнять его, утешить его – будет полностью отвергнут.

Коротко сказав, что он вернется через десять минут, он оставил ее одну за туалетным столиком с кучей всякой всячины, разбросанной перед ней. Люси взяла в руки крошечную бутылочку. Она не могла поверить в то, что их отношения были обманом. Она проделала долгий путь от испуганной девушки до уверенной в себе женщины, и собиралась ценить каждое мгновение. Но было больно думать, что для Данте это были всего лишь несколько дней…

Люси вздрогнула. Она не осуждала его. Он явно прошел через ад. И жить с болью, чувствуя ответственность за чужое решение покончить с жизнью, – невообразимо. Она видела свою мать в агонии отчаяния, приносила ей платочки, по-своему, по-детски пытаясь заставить ее чувствовать себя лучше, но это было нечто совершенно иное. Неудивительно, что Данте не хотел иметь ничего общего с любовью.

Он вернулся, молча. Она надевала серьги. Она взглянула на него в зеркало – непроницаемый взгляд никуда не делся. Если бы она знала, что сказать, чтобы помочь ему! Но, к сожалению, она не знала. Поэтому они закончили собираться в тишине, а затем присоединились к его семье – прямиком из арктической тишины их комнаты в теплый, возбужденный гомон аперитивов и воздушных поцелуев.

Люси бросила взгляд через стол, туда, где сидел Данте. Он наклонился в сторону и разговаривал с двоюродной сестрой, Фрэнки. Самый красивый мужчина в зале: черный фрак, белый галстук, белоснежная накрахмаленная рубашка. Золотистая кожа и темно-русые волосы просто манили ее взгляд. При одном только взгляде на него сердце замирало.