Психогенные грибы - Дмитрий Соколов

Под утро мы пошли встречать рассвет. Восход начинался с другой стороны горы, и надо было выйти к Университету. Когда я вышел на дорогу, уже забрезжил свет, и я увидел, что мои руки и ноги АБСОЛЮТНО черны (смола!), штаны разорваны почти в клочья, кое-где течет кровь — ну а лица я не видел. Я несколько засомневался, выходить ли в таком виде в цивилизацию, но Л. заверил меня, что любой, кто меня увидит, найдет этому «разумное объяснение». И правда, редкие прохожие с ума не сходили. Л. эта мысль очень приколола, и он ходил по лесу и по окрестностям Университета, останавливался перед чем попало, а затем говорил: «Ну что ж, этому можно найти разумное объяснение». Потом мы встречали восход, и он был величествен и прекрасен. Я пытался отмыться под краном — черта с два!

Это тот случай, когда все, что несли мне грибы, я «проработал» в течение трипа. Я нашел «свое животное», наверняка и абсолютно, я узнал, что я обезьяна, и конечно, немало потом лазал и в своем лесу, и окрест по Израилю. Сделал фонарик с изображением Ханумана—Царя Обезьян. Когда я написал об этом трипе друзьям, от нескольких я получил примерно такие ответы: «Конечно, ты — обезьяна. Это всегда было понятно». Чувство «обезьяны внутри» осталось совершенно ясным. Когда через пару месяцев после этою я стал заниматься самогипнозом, фраза «Обезьяна, ты расслабляешься и засыпаешь» оказалась замечательно эффективной… Мне стало гораздо проще валять дурака, танцевать, бессовестно соблазнять женщин… И так далее. Обезьяна проснулась. Да нет, конечно, она и раньше не спала. Как сказано в одной сказке, «мы проснулись навстречу друг другу».

Да, кстати, сказку про любимую свою Желтую Обезьяну я написал на три месяца раньше.

«Иные, лучшие мне дороги права. Иная, лучшая потребна мне свобода…»

1. Мне не хочется писать эту главу. В определенном смысле я и не должен этого делать, хотя бы потому, что в той войне, которая делит общество на обычно сильные за и против, я, слишком очевидно, с одной стороны баррикады, а никак не где-то вверху. Я устал от всего, что я прочитал по этому поводу. Я навещал недавно такого прекрасного знатока энтеогенов и пламенного (на бумаге) борца за свободу их употребления, как Jonathan Ott. Вокруг был огромный тропический сад; был вечер, потом закат, потом ночь; а Отт все говорил и говорил про опиумные войны и войну с марихуаной, про подлости политики и официальной религии, про идиотизм и абсолютную научную необоснованность запретов, про истерию Drug War, про ложь, ханжество и безграмотность…

Да-да, я в курсе. Самого тошнит. Сам, маскируя грибы перед каждой таможней, злюсь и даже рычу иногда. Сам часто ломаю голову, пытаясь придумать такое исследование грибов, чтобы «пролезло» в игольное ушко законов. Впрочем, законы я знаю слабо. Они противоречивы. Они разные в разных странах, но везде их путь освещает звезда La Paranoia…

2. Общее положение дел таково: идет война. Она может быть не очень заметна, но только количество проливаемой крови в ней так велико, что это — настоящая война. Дикие эмоции, чувство абсолютной правоты у всех сторон, пропаганда — все на месте. Грибы, конечно, сейчас не в фокусе этой войны, но поскольку с той стороны различий между «наркотиками» не делают, то они делят судьбу всех прочих.

Как началась эта война — тема для отдельной книги. ЛСД и псилоцибин, если ограничиться ими, никогда толком «разрешены» не были. С момента их открытия и до 1964 года в США и Европе они были доступны в чистом виде по дешевым ценам для «научного» и «медицинского» изучения. То есть любой кандидат наук или доктор медицины мог подать заявку на их покупку, предоставив проект экспериментов в фирму Sandoz, и получить вещества без проблем в достаточных количествах. Немалое количество заинтересованных людей покупали тогда тысячи и десятки тысяч потенциальных доз. Потом начались истерия и шухер (я прошу прощения, но я не знаю, как это назвать иначе), и в 1964 году новое руководство Federal Drug Agency в США издало правило, по которому покупка этих веществ (и мескалина) стала возможной только с разрешения Агентства, причем разрешение это Агентство практически не дало никому. В течение двух последующих лет подобные санкции приняли страны Европы — те, кто вообще знали, о чем идет речь (тогда, например, еще никто не знал, что псилоцибиновые грибы растут вокруг, и речь шла о псилоцибине и псилоцине). Пользуясь своим международным весом, США распространили подобные «регулировки» на страны Центральной и Южной Америки, и на прочую «провинцию». В Мексике, например, это автоматически делало «противозаконным» использование грибов индейцами, и никто не хотел, конечно, против них начинать подобную войну, поэтому придумали еще всякие сложные регулировки и оговорки с использованием слов «традиционный» и «религиозный». В самих США были аналогичные проблемы с индейцами, употреблявшими пейот, и аналогичные пути разрешения, которое не являлось, конечно, никаким разрешением. На сегодняшний день члены Native American Church «имеют право» использовать пейот для своих религиозных церемоний, но для этого во многих штатах они должны иметь не меньше четверти индейской крови. Нетрудно заметить, что это уже противоречит базовым положениям американской конституции о свободе вероисповедания и отсутствии дискриминации по расовым и национальным признакам. Но даже в этой перепичканной законами и законниками стране абсурдное положение сохраняется вот уже четвертый десяток лет. О менее «законных» странах и говорить нечего. Еще одним исключением стала бразильская церковь — даже две их, San Daime и Uniao de Vegetal, члены которой в центре своих ритуалов употребляют айяхуаску, и в Бразилии это законно, а в прочих странах это тоже делают, но с какими-то неведомыми отношениями с «указующим перстом». ДМТ, содержащееся в айяхуаске, недолго сохраняло «незапрещенность» после своего открытия и быстро разделило судьбу «собратьев». MDMA, «экстази», было легальным довольно долго—с 1967 года (когда «родилось») по 1985. Плюс постепенно в Европе и США были приняты законопроекты об «аналогах», делавшие «нелегальными» целые группы веществ (большая часть которых еще и синтезирована никогда не была), химически близкие к «контролируемым» ЛСД, псилоцибину, ДМТ и прочим. Многие страны, включая Россию, радостно подхватили удачную задумку в своих более или менее законных практиках.

3. Конечно, контролируемость «контролируемых» веществ всегда оставалась мифом. Подобные законы реально означают просто переход контроля из государственных структур в организованную и стихийную «преступность». Плюс падение качества. ЛСД, которое стали синтезировать в подпольных лабораториях, с тех пор в основном потеряло химическую «чистоту», потому что трудно отделять побочные продукты реакций. Многие годы на черном рынке продавали «псилоцибиновые» грибы, которые в лучшем случае на самом деле были шампиньонами с впрыснутым ЛСД или ПСП. Впрочем, в целом с грибами получилось интереснее и лучше — синтезировать подпольно псилоцибин никто в больших количествах не стал, но, как я уже говорил, были найдены псилоцибиновые грибы во всем мире, плюс их научились выращивать искусственно. Со сбором психоактивных грибов в разных странах пытались бороться (под прикрытием «законной» логики, что обладание грибами — это обладание содержащимся в них нелегальным псилоцибином), но такая борьба была обречена на неудачу с самого начала — это даже труднее, чем запретить сбор и употребление земляники. Моя любимая история, связанная с этим, рассказана Полом Стаметсом в его книге «Psilocybine Mushrooms of the World». Он рассказывает про время, когда в его родном штате Вашингтон сбор психоактивных грибов стал очень популярным среди множества людей (начало 80-х). Полиция пыталась бороться с «грибниками», и их отлавливали на коровьих полях окрест города. Затем приводили в суд (в немалом количестве, иногда по выходным там скапливалось человек двадцать), где не начинали дел по спорным вопросам «обладания контролируемым веществом внутри грибов», а просто штрафовали за «trespassing» (проникновение на чужую частную территорию; а в Америке почти вся земля — частная, и почти вся — чужая частная). «Сознательно или нет, — пишет Стаметс, — все эти люди разносили с собой грибные споры… Полиция уже давно прекратила эту «охоту», но с тех пор окрестности суда—одно из самых плодовитых грибных мест, куда я люблю ходить собирать Psilocybe…»