Укрощение - Леонид Гришин

В девятом классе мне нравилась одна девочка, её звали Леной. Сестрёнка у неё была – Татьяна, на полтора года младше Лены. Училась она на класс младше. На неё я тоже засматривался. Не удивительно! Она была прямо модель, картинка, как мы тогда её называли, словом, красавицей была… Хотя и сейчас она такая же красивая.

А Лена, с которой я начал дружить, она хоть и красивая, но ревнивая! Когда мы только начали, всё вроде бы нормально шло, а когда мы уже стали встречаться, она как-то изменилась. Приходил к ним в гости, а Татьяна там рядом – красивая, стройная, щёчки с румянцем… Только я на неё взгляд брошу, как Лена сразу в бок меня толкала: «Ко мне ты пришёл, или на сестру мою глазеть?» – сердилась она.

Родители её были очень гостеприимны. По тем временем у них был хороший и большой дом. Двухэтажные в то время было запрещено строить законом, однако у них был дом, в котором второй этаж считался мансардой, что было разрешено. Поэтому жилище их выделялось в станице среди других. Крыша заканчивалась на уровне первого этажа, и второй этаж считался мансардой, хотя на «мансарде» было три просторных комнаты. Отец её Иван Арсеньевич, мощный казак с усами и казацким чубом, работал механиком в совхозе. Мать её была бухгалтером. Вместе с детьми они жили в этом доме. При этом на участке росли только фруктовые деревья и цветы. Помню, я очень стеснялся есть при них персики, которыми они меня угощали. Персики у них были такие, что в ладонь не помещались, а если начинать его кусать, то сок сочился по персику, по рукам, по губам – настолько они были сочные… Я опасался соком испачкать рубашку и брюки. Да и к тому же, не хотелось мне выглядеть перед родителями и девчонками небрежно, неаккуратно. Поэтому я всегда отказывался от персика. Сейчас я ем персики уже по-другому: ножом отрезаю дольку над блюдцем. Брюки с рубашкой остаются чистыми, как и скатерть. Но тогда я до этого ещё не дошёл. Отказывался, хотя мне персики очень нравились…

Всё огородное хозяйство и домашняя живность находились на участке старого дома, где жили родители Ивана Арсеньевича, дед с бабкой моей Елены. У них утки были, куры, гуси, даже индюки. Дом этот стоял с краю станицы, и участок выходил к старице. Мимо этого дома я проезжал каждый раз, отправляясь на велосипеде порыбачить. Но на старицах я не любил ловить, больше любил ловить в Кубани. Потому что в старицах можно поймать, конечно, и сазана и карася, но мне больше нравилось ловить на течении сома, голавля и усача.

А Лена со временем становилась всё ревнивее и ревнивее… Если на школьном вечере посмотрю на какую-нибудь девчонку или же, что хуже, приглашу её на танец, то после выслушаю длинную тираду о том, какие у той недостатки. Канапушки не только на носу, но и на ушах и на спине, а обувь она носит 39-го размера…

Десятый класс – мы уже год как встречались. Друзья мои постепенно отстранялись от меня, в них она тоже находила тысячи недостатков. То не достаточно умные, то повадки хулиганские, то ест чавкая. Не говоря уже о девушках: у этой ноги кривые, у другой ногти грязные… Словом, стоило мне с кем-нибудь пообщаться при ней, так она потом целый вечер бухтела на меня и на того, с кем я поговорил.

В конечном итоге мне это начало надоедать. Я был ещё совсем молодым человеком и представить себе, что я могу жениться на Лене… Так у меня совсем не останется ни друзей, ни приятелей. Я судил по своим родителям: никогда я не слышал, чтобы мать отцу или отец матери делал замечание. Всегда в нашей семье чувствовалось взаимопонимание и согласие. На протяжении нашего с Леной общения я постепенно становился всё более напряжённым, боясь сказать лишнее слово или с кем-то пообщаться, более дёрганным из-за её высказываний… Кончилось тем, что на выпускном вечере я не выдержал. Естественно, все были возбуждёнными после сданных экзаменов на пороге новой взрослой жизни; кто-то в первый раз, кто-то, может, не в первый, попробовал шампанское. Мы, пацаны, иногда уходили в соседний класс, где было заранее припрятано вино. Пили за дружбу, за взрослое будущее… После очередного раза я подошёл к своей Лене, и она по обыкновению начала высказывать мне, какой я жестокий, что бросил её одну: «Все танцуют, а я тут стою одна покинутая!»

То ли от выпитого вина, то ли нервы просто сдали, но мы так с ней рассорились, что я даже не пошёл её провожать. А потом, когда нам выдали аттестаты, гостившая у нас сестра отца пригласила меня поехать с ней в Ленинград, где она жила. В Ленинграде я до этого ни разу не бывал, поэтому согласился с удовольствием. Родители не возражали, и я, не сказав ничего Лене, через два дня уехал в Ленинград…

Для провинциального пацана 17-ти лет, каким я тогда был, попасть в Питер было чем-то невообразимым. Трудно описать, какие чувства были тогда во мне, когда я первый раз увидел этот город, поездил по пригородам. Конечно у меня сразу появилось желание остаться. Ни о каком Ростове я уже не думал. Я здесь же подал документы в Политех, а там сам знаешь: Лесной 65, общежитие, студенческая жизнь… Так и забылась моя подружка и её сестрёнка. А на родину я больше не ездил, потому что в тот же год как я сюда уехал, родители продали дом и переехали к старшему сыну, к брату моему, у него как раз родился ребёнок. Они поселились в Краснодаре, эта станица осталась в стороне. У меня там не было закадычного друга, к которому можно было бы приезжать, а подружка уехала не в Ростов, а в Москву, там поступила в институт, как мне сообщили родители. А позднее я однажды случайно столкнулся с её сестрой Татьяной. Я удивился, не ожидал встретить её в Ленинграде. Она рассказала, что тоже в Ленинград приехала поступать – и поступила в Холодильный институт, в Холодилку. На втором курсе вышла замуж, как она сказала, по любви. Он был преподаватель в их институте, кандидат наук… А сестра её, бывшая моя подружка, в Москве так и живёт, там вышла замуж, и всё у неё вроде бы хорошо. С Татьяной мы обменялись телефонами и изредка перезванивались, а иногда даже семьями встречались на праздниках или днях рождения друг друга…

И сейчас перед отъездом я заехал в магазин набрать продуктов в дорогу и там снова случайно встретился с Татьяной. На этот раз она была с сыном. Сын её – здоровый красивый парень, также окончил Политех, но по специальности программист-электронщик, а сейчас в какой-то престижной фирме работает. Я сказал, что еду в Дагомыс. Поинтересовался её жизнью.

– Да вот сын институт окончил, а дочь ещё на последнем курсе учится.

– А родители как? – спросил я.

Она мне и раньше говорила, что мама умерла, а отец продал большой дом и сейчас живёт в старом в одиночестве.

– Понимаешь, мы туда сейчас практически не ездим, ну что там – деревня, что туда ездить, когда сейчас свободно можно поехать и в Испанию, и в Италию, и на Канары, и в Болгарию. Это даже дешевле, чем в эту деревню ехать, а комфорта там никакого.

Я решил всё-таки заехать в станицу, в которой не бывал очень давно. Проезжая по ней, вспоминал: вот школа, в которой учился, вот дом, где когда-то жил, теперь там живут совсем другие люди, проехал мимо дома, в котором жила когда-то моя подружка… Видимо, и в её доме сейчас кто-то жил, снаружи было развешано много белья, по старому двору ходили курочки.

Я сделал остановку на берегу Кубани. Был почти полдень. Вышел из машины, и мне вспомнилось, как в детстве я ездил сюда на велосипеде с удочками. Тогда у нас были не такие удочки, как сейчас, а самодельные. Удилища были из орешника, леска была жилка, на ней крючок…