Современная семья - Хельга Флатланд
Шрифт:
Интервал:
Размышляя об этом, я снова вспоминаю мамино сообщение, а потом и саму маму. Как они с папой постоянно говорили о своей работе, всегда много трудились и любили свое дело. Разговоры в нашей семье почти неизменно вращались вокруг работы родителей или близких тем. Ценность труда не подвергалась сомнению, пусть о ней и не говорилось прямо; я не задумывалась над этим до сих пор, когда вдруг оказалось, что работа перестала быть для меня главным.
На обратном пути надо будет заскочить в Тосен.
Еще издали я замечаю свет в окне кухни — значит, мама уже вернулась с отдыха.
В последний раз мы виделись за ланчем в конце августа. Это случилось сразу после моего первого приема у врача. Понятия не имею, о чем мы тогда беседовали и как я себя вела, помню только, что мне невыносимо хотелось рассказать маме обо всем, но я понимала: потом буду жалеть. Удивительно, как она все еще крепко держится за роль матери, хотя уже много лет подряд уверяет, что сняла с себя материнские обязанности, потому что дети выросли. «И все равно никогда не перестаешь быть матерью», — добавляет она при случае.
В двадцать с небольшим я часто думала, когда же перестану зависеть от родителей; ведь они сами сделали этот шаг много раньше тридцати. И вот тогда я осознала, что, вероятно, это случится не совсем так, как в моих мечтах о том, что однажды я стану взрослой и перерасту их интеллектуально; в действительности все происходит медленно и постепенно. Сейчас у меня лишь изредка возникает потребность о чем-то рассказать или попросить совета, теперь ситуация обратная: мама многим делится со мной, а я неохотно говорю о себе и своих делах. Моя жизнь принадлежит мне самой, это не просто часть жизни родителей. Не знаю, испытывают ли то же чувство Хокон и Лив, скорее всего нет — они по-прежнему очень привязаны к маме и папе, и совсем иначе, чем я. Возможно, так получилось потому, что мама с папой всегда уделяли мне меньше внимания, чем другим, полагая, что я и сама справлюсь — достаточно установить определенные рамки.
Я не сразу выхожу из машины. Помню, в детстве папа играл со мной и Лив, высаживая нас у дома. Он садился на корточки, чтобы его было не видно из окон автомобиля, а потом вдруг выскакивал с противоположной стороны. И как стало скучно, когда Лив выросла и не хотела больше играть, она дулась и даже не притворялась, что ей страшно, когда папа подпрыгивает перед ее окном.
Мама выходит в прихожую посмотреть, кто пришел, и ее взгляд полон такой надежды, что мне становится неловко одновременно оттого, что это всего лишь я, и оттого, что я не приезжала раньше. Мы обнимаемся; от мамы всегда исходит ее особенный, мамин запах — интересно, остальные тоже его ощущают или же она так пахнет только для меня? Я думаю о том, как буду пахнуть для своих детей я, какие чувства у них будет вызывать мамин запах.
— Как раз собиралась перекусить, — говорит мама. — Тебе тоже хватит. Поешь со мной?
Я киваю. Мне становится грустно при виде одинокого прибора на кухонном столе, на обычном мамином месте. Рядом стоят зажженные свечи и бокал вина. И хотя наши с Лив и Хоконом места тоже не заняты, только папин стул кажется пустым. Мама словно бы этого не замечает, и до меня вдруг доходит, что она так живет уже несколько месяцев. Это ее собственный выбор, мне нечего ее жалеть — если бы она хотела, могла бы по-прежнему сидеть тут вместе с папой.
За едой мы болтаем о рукописи, которую мама читала на Сицилии: бывший коллега прислал ей текст начинающего автора, и у мамы сложилось двойственное впечатление. Она старалась отнестись к тексту доброжелательно; по ее мнению, там много удачных находок, но до чего же эти молодые писатели склонны к самокопанию и поглощены собой; зачастую они попросту хотят самовыразиться и привлечь к себе внимание.
После ужина мы вдвоем сидим в гостиной, которая выглядит опустевшей и голой, хотя я и не могу определить, что именно папа забрал с собой, чего тут не хватает.
— Тест на память, — бормочу я.
— Что-что? — переспрашивает мама.
— Нет, ничего. Просто здесь как-то странно без папы.
— Да, странно. Мне тоже так кажется.
— Правда?
— Конечно, очень непривычно вдруг оказаться одной.
— Вдруг? — повторяю я. — Вы вроде бы долго это обдумывали.
— Так и было, так и есть, не надо иронизировать, — возражает мама, пожимая плечами, словно бы стряхивая с них весь этот разговор.
— Но зато я кое-чему научилась. Посмотри, я прибила новый порожек у двери на веранду, и больше не сквозит, — говорит мама, проводя рукой по полу. — Потрогай сама.
— Да, здорово получилось, — отвечаю я с улыбкой, соглашаясь сменить тему. — Хорошо, что ты такая умелица.
Мама годами жаловалась на сквозняк, и непонятно, почему нужно было дождаться папиного переезда, чтобы положить новый порожек, учитывая, что она прекрасно умела работать с деревом. Я не задаю этого вопроса, потому что молоток, так и оставшийся лежать на подоконнике, напоминает мне, что наступит день, когда мама уже не сможет справляться с такими вещами самостоятельно и они с папой будут все больше нуждаться в помощи. До сих пор это не казалось актуальной проблемой, но теперь трудно отделаться от мысли, что они оба одиноки и стареют. А если вдруг с кем-то из них что-нибудь случится? Раньше было спокойнее, потому что они были вдвоем и помогали друг другу или, по крайней мере, присматривали друг за другом, но теперь этого нет.
— Хорошо все-таки быть самостоятельной, — говорит мама.
Я принимаю решение прямо отсюда поехать к папе, мне становится совестно за то, что первой я навестила маму.
— Ты разговаривала с Лив? — спрашивает мама после затянувшегося молчания.
Просто любопытно, она хоть когда-нибудь задаст мне другой вопрос?
«Семьдесят четыре процента матерей любят одного из детей больше других, — сказал мне Симен однажды вечером, когда мы еще могли подолгу разговаривать о том, как будем воспитывать детей. — И семьдесят процентов отцов». — «Согласно исследованиям?» — уточнила
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!