Отступники - Марисса Мейер

Он положил руку на корешок альбома в коричневой суперобложке и вытянул его из-под других. Остальные альбомы со стуком обрушились на полку. Адриан, не обращая на это внимания, уселся прямо на ковер. Примостив альбом поверх своего блокнота, он перелистнул первые страницы. С тех пор, как он раскрывал этот альбом, прошли годы, но большая часть фотографий отпечаталась в его памяти.

Нечеткий снимок с его третьего дня рождения: он сидит среди груды коробок и вороха разорванных газет (заменявших в те годы нарядную оберточную бумагу), сзади стоят, улыбаясь, мама и Касуми.

На другой фотографии мама держит его у себя на боку, стоя перед множеством сумок и коробок, доверху набитых консервными банками и пачками макарон. Другие Отступники из числа первых тоже все здесь, кроме Саймона – по всей видимости, он выступал в роли фотографа. Адриан помнил, что происходило в тот день: они удачно отбили всю эту еду со склада, которым заправляла одна из банд. Бандиты продавали припасы населению по запредельным ценам.

После этого мама перестала появляться на фотографиях, а сам Адриан через несколько страниц из щекастого карапуза превратился в тоненького восьмилетнего мальчугана. Два его отца стояли сзади, положив руки ему на плечи, и горделиво улыбались. Сам он тоже радостно улыбался, хотя теперь трудно было вспомнить, что он чувствовал на самом деле. Это был день, когда Адриана официально усыновили – с момента гибели его матери прошло около года. Рана была еще свежей, но оформленные документы странным образом успокаивали – ему казалось, что теперь, наконец, он больше не плывет куда-то без якоря, без семьи и без дома, и эта определенность казалась тогда невероятно важной.

Потом, задним числом, Адриан догадался, что никакого официального усыновления тогда быть не могло. Эвандр Уэйд подготовил свидетельство об усыновлении, но не было никакого государственного органа, чтобы его заверить. Его родители сами творили законы на ходу. Видимо, им передалась тревога и потерянность мальчишки, не имевшего собственной семью (хотя они с самого начала взяли на себя заботу о нем). Видно, они почувствовали, как важны для него могут быть несколько подписей и официального вида синяя печать.

Адриан пролистал страницы с праздника по поводу усыновления, пропустил даже тот самый внушительный на вид документ, лежащий между страниц. Еще пара дней рождений, пара праздников – хотя, чем старше становился Адриан, тем все менее популярна становилась фотография. После десяти лет снимков почти не было – но его это и не напрягало. Он не большой любитель путешествий по волнам памяти.

Наконец, почти в самом конце альбома он нашел то, что искал. Газетную вырезку, сложенную в несколько раз и засунутую в пластиковый файл. Адриан вытащил листок. Бумага слегка пожелтела, и это показалось ему странным. Не так уж долго она здесь лежит – не настолько, чтобы время разрушило этот клочок. Иногда ему казалось, что все случилось вчера.

Правда, в другие дни казалось, что с тех пор прошла целая жизнь.

Адриан поправил на переносице очки и развернул вырезку из «Гатлонских ведомостей» – единственной местной газеты, которая продолжала выходить в Век Анархии, хотя и под давлением бандитов, требовавших от журналистов освещения некоторых событий в мягко говоря не совсем честном ключе.

Тем не менее у Адриана были все основания считать эту заметку правдивой.

На черно-белом фото была изображена она во всей супер-героической красе – ноги в белых сапогах уверенно стоят на земле, золотистый плащ полощется на ветру, знакомая улыбка как бы говорит фотографам, что они могут начинать. Все это являло трагический контраст с заголовком, напечатанным выше крупным шрифтом.

Адриан не ожидал, что эти слова так ранят его даже спустя столько лет. Он множество раз перечитывал эту заметку, знал наизусть – и все-таки ее вид причинял боль. Адриан смирился с тем, что мать умерла. Он приспособился жить без нее. Привык к мысли, что ее убийца, кем бы он ни был, почти наверняка и сам был убит в День триумфа. Это хотя бы отдаленно походило на акт правосудия, несмотря на то, что тайна ее смерти так и не была разгадана.

Но все это было раньше, до того, как Кошмар произнесла свои слова. Фразу, которая его завораживала, которая значила для него неизмеримо больше, чем для других. Неужели она знает?

Но… откуда?

Адриан водил глазами по колонкам, пока не отыскал в заметке нужный абзац.

Адриан опустил руку с вырезкой и невидящим взглядом уставился в стену за письменным столом.

Ее кто-то убил. Скорее всего, злодей, которому удалось как-то обмануть ее, справиться с ее собственной сверхспособностью – потому что как, скажите, мог человек умереть от падения с седьмого этажа, если он умел летать?

Адриан закрыл глаза. Прошли годы, но воображение услужливо подсунуло ему ту картину, из-за которой он не мог спать по ночам – изуродованное тело матери. Переломанные кости. Разбитый череп. В заметке об этом не говорилось, но Адриан знал: ходили слухи, что глаза у нее были открыты, а лицо искажено беззвучным криком.

По спине у него побежали мурашки.

Не станет смелым тот, кому неведом страх…

Откуда Кошмар знает эти слова? Сама она слишком молода, чтобы быть причастной к убийству, но что если убийца до сих пор жив? Что если она знает его? Они соратники?

Но если она на самом деле входит в шайку Анархистов, разве не логично предположить, что убийца матери – один из них?

Адриан вскочил, уронив альбом на пол, и почесал в затылке. Глядя перед собой невидящими глазами, он шагал по кабинету, от стены к стене.

Совет намерен поручить кому-нибудь обследовать логово Анархистов и найти доказательства того, что с ними связана Кошмар или что к нападению на параде были причастны и другие члены группировки. Если удастся, задержать Цианида за соучастие. Не исключено, что патрульный отряд уже сейчас занят этим делом. «Опытный» отряд.

Но он, Адриан – единственный, кому известно об этой связи с давним происшествием десятилетней давности. С убийством Леди Неукротимой. Одной из первых Отступников. Его мамы.

Если ее убийца еще жив и до сих пор ходит по земле… Адриан должен это знать. И, насколько он может судить, единственный человек, способный дать ему ответ – это Кошмар.

Проглотив ком, он прижал руку к груди, где под футболкой скрывалась татуировка – застежка-молния.