Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Интересно, что случится, если я спрошу родителей напрямик? Они, конечно, заинтересуются, откуда у меня на восемнадцатом году жизни такие мысли. Дэя в нашем доме в ту ночь видел только отец и не успел его толком рассмотреть. Дэй, впрочем, и сам старательно прятал лицо.

Реакция отца довольно предсказуема: что это за шпана, заставляющая его дочь сомневаться в собственном происхождении? Мама… Дэй прав, не обвинит ли она отца в давней измене? Вообще-то они оба никогда не казались мне ревнивыми, но ведь и повода не было. Отец, кстати, тоже может решить, что мама была ему неверна. Может, просто соврать, что случайно увидела похожего человека на улице? Кривая такая ложь, неправдоподобная.

И, главное, почему мне так страшно?

Чего я боюсь? Даже если я найду эти документы, родители не станут ко мне иначе относиться. И возраст не тот, чтобы реакция ровесников испортила мне жизнь. Правда, тогда у меня, скорее всего, объявится нежданный брат. Не факт, что родители примут его как родного, но и на произвол судьбы не бросят. Постараются устроить на учебу. Зная отца, могу предположить, что место учебы будет максимально далеким от нашего города. Несколько раз в год Дэй будет приезжать в гости, и в ожидании этого в дом начнут забредать сокурсницы. «Конечно, я не против, если ты останешься ночевать, Илли. Я только буду рада, если ты поможешь моему брату выбрать новую куртку. Нет, я не заметила, что ты положила ему руку на колено, когда мы ходили в кино…»

А ведь я буду против. Мягко говоря. И боюсь я совсем не того, что несколько бумажек изменят мою жизнь. И не того, что чей-то грех молодости разрушит мою семью. Мне становится страшно при мысли о том, что совпавший на сколько-то процентов генетический код навсегда определит место Дэя в моей судьбе.

И это место меня совершенно не устраивает.

Дэй

– Чья это квартира? – спросил я, когда мы поднялись по чистой широкой лестнице на второй этаж. Дом в центре оказался даже более ухоженным, чем тот, в котором жила Рин. Горшки с цветами на подоконниках, стальные двери квартир и, конечно, ни надписей на стенах, ни выставленных на лестничную клетку пакетов с мусором и окурков по углам – всего того, что я привык видеть в подъездах.

– Знакомых отца. Им пришлось переехать по работе. Просили присматривать. – Рин повернула ключ. – Я думаю, здесь будет удобнее встречаться, если понадобится что-нибудь обсудить.

– Ясно, – я бросил куртку на стоящий в прихожей пуфик.

Вся мебель была затянута белыми чехлами, как в летних гостиницах, когда заканчивается курортный сезон. Никаких цветов – видимо, раздали знакомым, чтобы не напрягать семью Рин с ежедневным поливом. Никаких забытых на письменном столе книг – все они аккуратно расставлены в шкафу – или стакана на прикроватной тумбочке. Все это только усиливало ощущение стерильности и собственной неуместности посреди законсервированного уюта.

– Садись, – Рин сдернула с кровати белую ткань, скрывавшую алое покрывало. Я опустился рядом с ней. Девушка протянула руку, легонько прикоснулась к моей щеке.

– Быстро зажило.

– На мне все быстро заживает.

– Шрам все равно останется, – с сожалением заметила Рин. – Тонкий, в ниточку, но останется. Они могли тебя изуродовать.

Вот уж не думал, что кого-то всерьез обеспокоит моя внешность. Потенциальных работодателей она либо сразу отталкивала, либо им было наплевать – и в обоих случаях пара отметин на лице не сделала бы погоды. Я покачал головой.

– У них не было такой цели. Хотя у шпаны иногда случается, что парню намеренно уродуют лицо, если он положил глаз на чужую девушку. Ломают нос, выбивают зубы…

М-да. Не самая лучшая тема для беседы, но Рин даже не отшатнулась. Чуткие пальцы скользнули по губам, по подбородку, словно она была слепой.

– Зачем?..

– Мне хочется к тебе прикоснуться. Можно?

Я не сразу понял, что она имела в виду. Рин подалась вперед, оказавшись настолько близко, что это уже никак не тянуло на вежливое любопытство, и распутала шнурок, стягивающий мои волосы. Пряди скользнули меж ее пальцев. Ощущение оказалось неожиданно приятным.

– С ума сойти. На ощупь бы от своих не отличила.

Чего ты хочешь от меня, девочка? Хорошая, чистая девочка из хорошей семьи. И чего хочу я? Мы с тобой из разных миров. У тебя были летние каникулы в лагере на озере, выпускное платье и вступительные экзамены. У меня – пыль междугородных трасс, бары для дальнобойщиков и уличные драки.

На шестнадцатилетие ты получила в подарок свои первые взрослые украшения, а я пил пиво ночью в привокзальном сквере.

И чего хочу я? Спасения от одиночества? Никогда от него особенно не страдал.

Так почему?

Я откинулся на кровать, бездумно глядя в потолок. Натруженные мышцы наконец-то расслабились. Рин по-прежнему была близко, очень близко, так что логичным желанием стало бы обнять ее за талию и притянуть к себе.

– Ты знаешь, что некоторые твои поступки можно принять за однозначное предложение?

– Наверное.

И в золотистых глазах я вдруг увидел ту же жажду, что сжигала меня, и впервые смог дать ей имя. Куда угодно, лишь бы не назад.

– Что с бумагами? – в дальнейшем стоит держать дистанцию. По крайней мере, пока все не прояснится.

Боги, Дэй, ты сам себя-то слышишь? Еще неизвестно, в каком случае тебе лучше унести ноги побыстрее: если ты обретешь потерянную сестру или если все так и окажется случайным совпадением. Потому что твое тело реагирует на эту девушку самым недвусмысленным образом. И если бы только тело.

– Я перерыла весь дом. Ничего похожего. Остаются больничные записи и бывшие отцовские сослуживцы.

– Их много? – насколько же дешево должна выглядеть со стороны наша погоня за семейными тайнами! Для полного соответствия канонам дешевого боевика нам надо еще в какой-нибудь военный секрет вляпаться. Ага, чтобы потом оказалось, что наше рождение – попытка вывести породу суперсолдат.

– Двоих распределили в наш город. Один – довольно близкий знакомый отца. Объясню, наверное, тем, что из папы до сих пор двух слов не вытащишь, он подписок о неразглашении за всю жизнь надавал больше, чем страниц в его диссертации. Получается, что даже не совру.

А ведь для нее это, наверное, первый случай, когда родителям нельзя рассказать все, – вот она и пытается лгать как можно меньше.

– Знаешь, это довольно странно – что ты боишься его спросить. Неужели он настолько параноик? Понятно, почему я не хочу светиться, но для тебя это было бы подходящим решением.

– Пожалуй. Тебе в детстве сказки рассказывали?

– Я их себе сам читал, – я приподнялся на локтях и вгляделся в лицо Рин. – А что?

– А в этих сказках не было ничего о девушке, которая вышла замуж за парня из Иного мира? Или о мальчишке, который плясал с детьми Иного народа, когда они справляли в лесу свои праздники? Помнишь, какую ошибку они совершили? Рассказали обо всем родственникам или односельчанам. И двери в мир чудес закрылись.