Сомнения Мегрэ - Жорж Сименон

Когда они вышли на улицу, снег продолжал падать, но хлопья стали крупнее, было видно, как они мгновение дрожат на земле, прежде чем растаять. Они шли пригнувшись, чтобы снежинки не попадали в глаза. Завтра снег, очевидно, выбелит крыши и стоящие у тротуаров автомобили.

— Такси!

Мегрэ боялся, что жена простудится. Ему казалось, что она похудела, и, хотя знал, что это рекомендовал Пардон, все равно беспокоился. Ему казалось, что она стала более хрупкой, что может утратить свой оптимизм, свой веселый характер.

Когда машина остановилась перед их домом на бульваре Ришар-Ленуар, Мегрэ поинтересовался:

— Тебе будет очень неприятно, если я кое-куда съезжу и вернусь через час?

В другом случае он не стал бы спрашивать; просто объявил бы, что у него дела. Но в этот вечер речь шла о необязательном шаге, который, возможно, вообще был ненужным и бессмысленным, поэтому он испытывал необходимость извиниться.

— Тебя ждать?

— Нет. Ложись. Я могу задержаться.

Мегрэ увидел, как она пересекла тротуар, отыскивая в сумочке ключ от квартиры.

— Церковь Сен-Пьер-де-Монруж, — велел комиссар таксисту.

Улицы были почти пусты, на мокрой мостовой виднелись извилистые следы машин, которые заносило при торможении.

— Не очень быстро…

«Если действительно что-то должно случиться…» — думал он.

Почему у него было впечатление, что это произойдет совсем скоро? Ксавье Мартон пришел к нему вчера. Не на прошлой неделе, когда ситуация была точно такой же, а только вчера. Не указывало ли это на определенную зрелость драмы?

Жизель тоже пришла на Набережную вчера.

А ее муж вернулся туда сегодня.

Мегрэ пытался вспомнить, что на этот счет говорилось в той книге по психиатрии, которую он просматривал. В конце концов, может быть, он напрасно не проявил к ней больший интерес? Там был обширный материал о развитии кризисов, но он пропустил эти страницы.

Но одно обстоятельство могло ускорить развязку драмы. Ксавье Мартон согласился пройти освидетельствование завтра, в одиннадцать утра, в специальной медсанчасти изолятора временного содержания.

Расскажет ли он об этом свояченице? А жене? А та поделится ли новостью со своим любовником с улицы Сент-Оноре? После прохождения Мартеном осмотра, вне зависимости от результатов, похоже, для новых поворотов времени уже не останется.

Такси остановилось перед церковью. Мегрэ заплатил за проезд. Напротив было еще открытое в этот час кафе-бар, где сидели лишь два или три посетителя. Мегрэ вошел, заказал грог, как для того, чтобы согреться, так и потому, что сегодня уже заходила речь про грог. Когда он направился к телефонной кабинке, гарсон окликнул его:

— Вам жетон?

— Я только загляну в телефонную книгу.

Думая о месье Харрисе, он вдруг спросил себя, есть ли у Мартенов телефон, и пошел проверить.

Телефона у них не было. В справочнике значилось много Мортонов, Мартэнов, но ни одного Мартона.

— Сколько с меня?

Комиссар пошел по пустынной авеню Шатийон, лишь в паре окон еще горел свет. Он не видел ни Люка, ни Лапуэнта и уже начал беспокоиться, как вдруг примерно в середине авеню, недалеко от перекрестка с улицей Антуан-Шантен, услышал возле себя голос:

— Я тут, патрон…

Это был молодой Лапуэнт, спрятавшийся в щели между домами. Лицо он по самый нос замотал шарфом, руки поглубже засунул в карманы пальто.

— Я узнал ваши шаги, как только вы свернули на авеню.

— Здесь? — спросил комиссар, указывая кивком на желтый кирпичный дом, все окна в котором были темными.

— Да. Видите темную дыру справа от двери?

Это был узкий проход, каких еще много сохранилось в Париже, даже в самом сердце города. В таком вот проходе на бульваре Сен-Мартен однажды нашли труп человека, убитого в пять часов дня, в нескольких метрах от спешащей по тротуару толпы.

— Проход во двор?

— Да. Они могут входить и выходить, не вызывая консьержку.

— Ты проверял?

— Каждые десять минут. Если пойдете, будьте внимательны. К вам бесшумно подкрадется и потрется о ноги здоровенный рыжий котяра. В первый раз он так замяукал, что я испугался, что он поднимет тревогу.

— Они легли?

— Когда я заглядывал в последний раз, еще не ложились.

— Чем занимаются?

— Не знаю. Кто-то находится на втором этаже — там горит свет, но сквозь задвинутые шторы ничего не видно. Я даже тени не видел. Надо думать, человек или люди, которые находятся в комнате, не двигаются или не подходят к окну. На первом этаже тоже горит свет.

Это не сразу заметно, потому что в щели между металлическими ставнями пробиваются очень узкие полоски света.

Мегрэ пересек улицу, Лапуэнт последовал за ним. Оба старались не шуметь. В проходе длиной метра четыре было холодно и сыро, как в погребе. Во дворе они оказались в полной темноте, и поскольку стояли неподвижно, к ним действительно подошел кот и начал тереться о ноги, но не комиссара, а Лапуэнта, которого уже признал за своего.

— Они легли, — прошептал инспектор. — Освещенное окно как раз перед вами.

Он на цыпочках подошел к ставне первого этажа, нагнулся и вернулся к комиссару. В тот момент, когда двое мужчин собирались развернуться и уйти, загорелся свет, но не в коттедже, а на четвертом этаже дома.

Оба полицейских замерли в тени, боясь, что кто-то из жильцов услышал их, и ожидали увидеть прильнувшее к стеклу лицо.

Ничего подобного не произошло. За шторой мелькнула тень. Послышался шум воды.

— Туалет… — вздохнул успокоившийся Лапуэнт.

Через секунду они вновь заняли место на тротуаре на противоположной стороне авеню. Странно, но оба как будто были разочарованы.

— Они легли, — прошептал наконец Лапуэнт.

Не означало ли это, что ничего не произойдет и что комиссар напрасно беспокоился?

— Хотел бы я знать… — начал Мегрэ.

Прямо на них катили два ажана на велосипедах. Патрульные издалека заметили двух мужчин, стоящих на тротуаре, и один громким голосом окликнул их:

— Эй, вы двое, чего тут торчите?

Мегрэ шагнул к ним. Луч карманного фонарика нашел его лицо. Ажан нахмурил брови:

— Вы, часом, не?.. Простите, господин дивизионный комиссар. Я вас сразу не узнал… — И, бросив взгляд на дом напротив, добавил: — Помощь не нужна?

— Пока нет.

— Как бы то ни было, мы тут проезжаем каждый час.

Патрульные в припорошенных снегом пелеринах уехали, а Мегрэ вернулся к Лапуэнту, который не сдвинулся с места.