Тонкий тающий след - Наталья Лирник

Единственной бабушкиной слабостью были букеты. Большие и маленькие, скромные и роскошные, они сменяли друг друга без пауз всюду, где оказывалась Галина Дмитриевна. Полевые цветы и сирень, ленивые пионы и горделивые гладиолусы, ветки цветущей черемухи и липы, люпины, ноготки, напыщенные георгины, растрепанные астры, шикарные розы или бородатые ирисы – их череда прошла огромным, пышным и ароматным строем через всю бабушкину жизнь, какой ее запомнила Надя. При этом ни в одежде, ни в украшениях излишеств не наблюдалось: Галина Дмитриевна работала бухгалтером на заводе, и формула «белый верх, черный низ» была ее ответом на все вызовы дресс-кодов. А Надя не держала в своем доме срезанных цветов из каких-то почти суеверных соображений: ей лишенные корней растения, даже самые красивые, всегда казались мертвыми, даже к сухоцветам и искусственным растениям она относилась лучше.

Надя подошла к столу, накрытом белой скатертью с вышивкой по углам. В высокой вазе из розового стекла стоял застывший букет белых роз, который она привезла бабушке «от всех нас» на Восьмое марта. Цветы завяли и мумифицировались, став желтыми и хрупкими, вода в вазе потемнела и издавала неприятный запах. Ну, вот и все… Надя отнесла вазу на кухню, отправила шуршащие розы в ведро, вымыла вазу и присела к столу. Ее пугала перспектива перейти к похоронным хлопотам – хотя бабушка, конечно, все предусмотрела и много-много раз рассказала внучке во всех подробностях, в какой шкафчик заглянуть, чтобы найти подробные инструкции насчет похорон, поминок и распределения оставшегося имущества среди подружек и соседок – которых, впрочем, было совсем немного и в силу возраста, и в силу бабушкиного непростого характера.

Пить чай – универсальная отсрочка для любых дел – в опустевшей квартире почему-то не хотелось. Сидеть праздно было странно, хотя теперь некому было упрекать Надю в том, что она «застыла, как просватанная». Надя прошла в комнату, достала из серванта коробку с документами, и, открыв ее, сразу увидела свернутый белый лист с твердо написанными словами «Когда меня не станет». Подчиняясь четким указаниям Галины Дмитриевны, Надя быстро собрала белье, костюм с блузкой, туфли, забрала с собой важные документы и, глядя на холщовую сумку, куда все это сложила, вдруг почувствовала странную пустоту и тяжесть одновременно. За последние дни ее жизнь изменилась так, как не менялась до этого, пожалуй, никогда.

– Молодец, что приехала. – Ленка крепко обняла Надю, едва та успела войти, и несколько секунд держала, прижимая к себе, пока та не обмякла и не расслабилась.

– Ленк, я что-то совсем без сил, – призналась Надя, которой непросто дался подходящий к финалу день и вечерняя дорога по пробкам к подруге в спальный район.

– Ну понятное дело, моя дорогая! Ничего, это мы сейчас поправим. Есть хочешь?

– Очень, Ленусь. Спасибо!

– Иди руки мой, я пока накрою.

– А где твои? – Надя переговаривалась с подругой через открытую дверь ванной, намыливая руки ароматным мылом и вытирая полотенцем с цветочками: Ленка любила все «красивое».

– Ой, слава богу, каникулы, мама их к себе забрала, в Рязань. Хоть немного отдохну от спиногрызов.

– Как у них дела-то?

– Да все нормально, учатся, в компах своих сидят. Знаешь, у них какой-то странный переходный возраст, он незаметно проходит. Ну, Машка, правда, стала похуже учиться и все толстеет, то одна у нее диета, то другая. А Димка, наоборот, закопался в книжках, так мечтает стать бизнесменом, что прям готов носом землю рыть. А я и рада. Может, из этого что и выйдет, с учетом генов-то. Мартынюк, конечно, глаз не кажет, но денег переводить не забывает, и на том спасибо. Надюш, ну как ты-то?

Рассказывая, Ленка положила на плоскую тарелку с цветочками ароматное мясо, пристроила сбоку горку тушеных овощей и сверху бросила три листика петрушки – все это получалось у нее легко и как бы между прочим. Надя восхищалась этим умением и звала подругу «доброй кухонной феей».

Машка и Димка, которых подруги вскользь обсудили, были близнецами – двойной плод сложной и длительной страсти достался Ленке, когда ее красавец-муж Мартынюк слинял лет десять назад. Спустя три года он снова нарисовался, чтобы оформить развод, отношения было опять закрутились, и какое-то время уже казалось, что все наладится, но потом все снова лопнуло, Мартынюк отбыл «на другой конец географии» работать в своей нефтянке, а разочарованная Ленка взялась искать другие варианты устройства своей женской судьбы. Она была классической красавицей, с формами и красивыми ногами, богатой шевелюрой и слегка длинноватым тонким носом, который придавал ее внешности необходимую пикантную нотку. После окончания экономического вуза она устроилась на работу в российскую компанию, где старательно вываживала одного начальника за другим, но рыбка каждый раз срывалась, и в конце концов Ленка переключилась на сайты знакомств. Мужиков там уйма, говорила она, но, чтобы найти самородок, надо перерыть тонны пустой породы. Надя часто удивлялась, что Ленка, с ее домовитостью, темпераментом и яркой красотой, была одинока. Может, это Мартынюк виноват? Ленка, конечно, все отрицала («да зачем он мне нужен, этот жеребец-производитель», – сказала она после второго расставания с отцом своих детей). Но ведь не железная она, может, правда рана от крушения любви оказалась слишком глубока?

Надя с наслаждением ела. В принципе, она относилась к еде очень спокойно, но у Ленки ей всегда было так вкусно, так уютно, так невероятно хорошо… даже в такие времена, как сейчас. Особенно в такие времена. И как же хорошо, что их дружба не из тех, которые сближают людей только в горести. Они умели и рыдать друг у друга на плече, и делиться радостями – редкий дар в наше время всеобщей взаимной психотерапии, когда горести переживают вместе, а радости оставляют для себя.

Надя и Ленка подружились еще в институте. Надя, уже состоявшаяся жена и мать, с интересом и нежностью поддерживала живую и красивую однокурсницу из недальней провинции в стремлении устроить жизнь, часто звала ее домой и открыто восхищалась Ленкиными удивительно уютными способностями: и приготовить, и накормить, и выслушать, и согреть. Ленка взамен щедро делилась своим женственным даром со всем семейством Семеновых-Невельских: нянчилась с маленьким Лешкой, секретничала с Мариной, интересовалась делами Галины Дмитриевны, помогала Наде с кухонными хлопотами, в которых та никогда не была особенно сильна, и искристо смеялась нечастым шуткам Вадима. Неунывающую, приветливую и чуткую Ленку любили все, от бабушки и мамы до Вадима и Лешки. Только свекровь Майя Васильевна не жаловала «эту бойкую девушку» и на семейных сборищах старалась посадить ее как можно дальше от галантного Игоря Павловича. Ленка бывала в доме на все праздники, летом жила с Надей и Лешкой на даче, если ту снимали, или присоединялась к семье в поездках на юг. Ее роман с роковым красавцем Мартынюком переживали тоже все вместе – правда, кроме Марины, которая к тому времени уже уехала и была разжалована из членов семьи. Ленкины дети родились на семь лет позже Надиного сына, но сама Ленка со временем как будто символически заняла материнское место в жизни старшей подруги. Говорят же, что свято место пусто не бывает, а бабушка Галина Дмитриевна годилась скорее на роль отца, с ее-то характером. Вадим иногда удивлялся такой тесной дружбе двух очень непохожих друг на друга женщин, но Надя отвечала, что, когда знаешь человека двадцать лет, его можно любить уже только за это. Ленка была тем единственным на свете человеком, который знал все мельчайшие детали Надиной жизни, никогда ее не судил и всегда поддерживал. Надо ли объяснять, как это важно.