Новая критика. По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга - Денис Бояринов

участников, на занятие музыкой их вдохновила группа Ярослава Борисова «Другое дело»[77]. Другие воронежские концептуалисты от инди-музыки — это «радиоАвгуст», миксующие эмбиент, поп-мелодии и психоделику. Проект Дмитрия Каменева «Космическая пыль» и вовсе вышел за пределы музыкальной группы и превратился в лейбл. Каменев определяет стиль своего проекта как gothic psychedelic folk garage punk deathrock lo-fi electroclash experimental EBM IDM и, кажется, не шутит и не лукавит: хтонические тексты в сочетании с мешаниной звуковых примет из разных жанров звучат действительно, необычно, претендуя на попадание в лайнапы фестиваля «Боль».

Впрочем, в 2020-е осторожное движение за пределы региона начали проекты Никиты Бондаренко из «Другого дела»: его sovietwave-дуэт с вокалисткой Яной Кузиной «Кузина» представляет воронежскую инди-сцену в обширной программе фестиваля «Боль» в 2022-м, а фри-джаз-проект «Суперкульт» выступил на Moscow Music Week в 2021-м и вошел в число фаворитов идеолога «Боли» и Moscow Music Week Степана Казарьяна[78]. Возможно, вслед за ними в свет прожекторов подтянутся и «Абстрактор» с «Другим делом».

Вместо заключения

Начало третьего десятилетия XXI века для воронежской музыки прошло скомкано: сказывается и отсутствие громких новых имен (даже со скидкой на локальность), и коронавирусные ограничения, заставившие изменить свои планы не один десяток артистов, и отсутствие в городе активно действующих концертных площадок. Фактически музыкальная сцена Воронежа сейчас пребывает в коме. Но тут возникает закономерный вопрос: действительно ли нужна «локальная среда», чтобы в городе появились по-настоящему интересные музыкальные явления? При близком рассмотрении наиболее ярких феноменов из Воронежа прослеживается одна простая и, как ни странно, объединяющая их черта: все эти артисты и группы были абсолютно независимы и действовали так, будто находились вне сцены, как «Сектор Газа» или «Несмеяна». Возможно, именно самобытность и нежелание следовать трендам — черты, которые всегда были присущи лучшим из воронежских музыкантов, — и станут их отличием в глобальном мире, где стирается связь между происхождением артиста и создаваемой им музыкой.

Радиф Кашапов

«Я говорю по-татарски»: что такое татарская альтернатива и как она преодолевает кризис идентичности

Об авторе

Родился в 1982 году в селе Кутлу-Букаш Рыбно-Слободского района ТАССР. Журналист, писатель, музыкант, лидер группы qaynar и автор трех сольных альбомов на татарском языке. Организатор фестивалей новой татарской культуры Jadidfest, «Печ

н базары», Tat Cult Fest, креативный директор лейбла Yummy Music. Другие интересы — документальное кино, пластические перформансы и онлайн-образование. Живет и работает в Казани.

Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/playlist?list=PL7f_ywlsJjeMBm5oo7msloSCgt2nv3D5M

Татарская музыка не только песни под баян и синтезатор, как можно решить, включив любой из татарстанских телеканалов. Все чаще в массмедиа звучит тег «татарская альтернатива», под которым объединяют артистов, поющих на татарском языке в современных стилях[79] — от рока и металла до фанка и рэпа. Волна интереса к новой музыке на татарском совпала с началом XXI века. В это время поволжская татарка Зульфия Камалова, переехавшая в Мельбурн, выпустила несколько успешных альбомов в Австралии и получила местную «Грэмми» в жанре world music. Постепенно ее авторские песни на татарском стали слушать и на родине. Примерно тогда же привлек к себе внимание казанский певец Мубай (Ильдар Мубаракшин), увязавший стихи соотечественников с карибскими ритмами и джазовыми вокальными импровизациями.

С 2006 года в Казани проводят акцию «Мин татарча сөйләшәм» («Я говорю по-татарски») — это серия мероприятий, посвященных популяризации родного языка. Ее центральное музыкальное событие — открытый концерт, который ежегодно проходит на улице Баумана, самой известной пешеходной улице Казани, и собирает тысячи людей, приходящих послушать альтернативных татарских музыкантов. У выступающих разный подход к пению и аранжировкам: их объединяет только то, что они поют на родном языке, а играть можно что угодно — инди-фолк, металл или американизированный электрофанк.

В следующем десятилетии интерес к татарской альтернативе выходит за пределы республики. В 2012 году в Казани появился Yummy Music — главный и де-факто единственный лейбл, занимающийся продвижением татарской инди-музыки. Его создатели вскоре начали отвечать за музыкальную программу «Мин татарча сөйләшәм», а с 2018 года стали еще и соорганизаторами фестиваля Tat Cult Fest, проводящегося в Казанском Кремле и представляющего различные виды татарской культуры в контексте современности: не только музыкальные группы, но и медиаарт, перформансы и даже филологические лаборатории. На сегодняшний день в плейлистах международного интернет-радио UrbanTatar, созданного в 2019-м и пропагандирующего «татарскую альтернативу», — 97 имен. Среди них есть музыканты, неплохо известные и за пределами Татарстана: дуэт «АИГЕЛ», у которого есть песни на татарском, собрал миллионы просмотров в YouTube и выступил на «Вечернем Урганте»; инди-фолковая группа Junа, активно использующая укулеле, скрипку и этническую перкуссию, играла на фестивале «Части света», курируемом Борисом Гребенщиковым; рэпер УСАЛ, соединив металлические риффы, энергетику рейвов и тексты, вдохновленные язычеством и мифами, вошел в программу шоукейса AWAZ на Moscow Music Week. Новая татарская музыка заметно звучит на общероссийском фоне, хотя пока еще и не является частью мейнстрима.

О «татарской альтернативе» пишут не только республиканские, но и московские и петербургские журналисты. Чаще всего, поняв, что имеют дело с музыкой на татарском языке, авторы стремятся найти некий «этнический корень». Почему от «татарской альтернативы» требуют национальной идентичности и насколько связаны критерии этой идентичности с корнями музыкальной традиции? Я попытаюсь разобраться в этом, проанализировав историю развития татарской музыки.

Татарская альтернатива: восприятие зрителей и музыкантов

О том, что от артистов из Татарстана ждут чего-то специфически «татарского», говорят отзывы на их музыку. Например, автор идеи сборников «Новая критика» Александр Горбачев, приглашенный казанским сайтом «Инде» как сторонний эксперт, оценил группу Gauga, лидеров татарской гитарной музыки, так: «Группа „Би-2“ умеет петь и по-татарски. На самом деле любопытно, как такой музыкальный язык оказывается подходящим для чего угодно. Но никакого национального колорита здесь нет — это просто группа „Би-2“ или Brainstorm. Будто что-то „нашерадийное“ исполнили на татарском, при этом, как принято говорить в таких случаях, сделали довольно качественно»[80]. У электронного продюсера Mostapace Горбачев обнаружил «татарское», потому что тот засемплировал звучание народного инструмента: «Курай использован просто, но эффективно. Национальная идентичность органично вписана в контекст современной электронной музыки». Нашлось нечто аутентично татарское и в песне группы Juna: «Я не знаю татарского, но в отличие от первой группы, тут чувствуется умение фонетически использовать язык, особенно во втором куплете — настоящая звукопись», — говорит критик, не подозревая, что в этой песне группа использовала стихотворение классика татарской поэзии Габдуллы Тукая.

Другая тенденция в критической оценке современной татарской музыки — игнорирование текстов песен как значимой части композиции. К примеру, в рецензии Colta на альбом дуэта