Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

и, встретившись с Петром взглядом, взъярился: — Вон!

Белов круто развернулся и с силой захлопнул за собой дверь. Симантовский невольно отпрянул.

На следующее утро урядник чуть свет приволок Петра в кабинет пристава. Впихнув его так, что Пётр чуть не упал, Саломатов доложил удовлетворенно:

— Идти не хотел, отродье каторжное!

Платон Архипович вышел из-за стола, укоризненно покачал головой:

— Что же ты на мальчишку-то так, Фёдор Донатович? Нельзя, нельзя… Он же еще несмышленыш, не понимает, что творит…

Мгновенно оценив игру своего начальника, урядник подобострастно улыбнулся:

— Извиняйте, ваше благородие! Учтем-с.

— Ладно, иди, — махнул рукой Збитнев, вернулся за стол и закурил папироску.

Настроение у него было самое радужное. Все складывалось прекрасно. Государственный преступник, бежавший с поселения и разыскиваемый губернской жандармерией, задержан при его личном участии. С бабкой Варначихой он, опять же, как всегда нашел общий язык. Супруга, перенервничавшая во время его ночного отсутствия, была чрезвычайно ласкова и предупредительна, а утром, встав с постели, приготовила завтрак и выставила бутылку французского коньяка, о существовании которого в их доме он даже и не подозревал.

Выпустив струю дыма, Збитнев посмотрел на стоящего перед ним Петра.

— Да ты садись, братец, садись, — почти ласково разрешил. — Расскажи-ка, братец, где ты взял этого господина. Надеюсь, ты понимаешь, о ком идет речь?

— Понимаю, — кивнул Пётр. — Попросил довезти, вот я и довез. На тракте подсел….

— Тракт большой, — игриво погрозил пальцем Збитнев. — Точнее говори.

— Да верстах в десяти от города, — соврал Пётр.

Пристав удивленно раскрыл глаза:

— Ты меня не обманываешь?

— Нет, — мотнул головой Пётр и почувствовал, как щеки его невольно вспыхнули.

Платон Архипович доброжелательно усмехнулся:

— Смотри-ка, совсем врать не умеешь! Уши-то горят! Так где ты его подсадил?

— Я же сказал, — упорно пробурчал Пётр.

— Нехорошо! — Збитнев хлопнул ладонью по столу и, сведя брови к переносице, прикрикнул: — Ты его подсадил у Усть-Ини! Эдак врать будешь, живо на каторгу угодишь! Или с отцом свидеться решил?

Пётр молчал, упрямо опустив голову. Платон Архипович любил доводить дело до конца и понимал, что если он узнает, у кого именно нашел Высич пристанище в Новониколаевске, то начальство оценит его работу. Поэтому сбавил тон:

— Я просто хочу проверить твою искренность. Знакомец твой человек весьма порядочный, из господ, и рассказал мне всё как на духу, ведь он-то прекрасно понимает, что мы все равно узнаем правду. Ты его нигде раньше не видел?

Пётр совсем было открыл рот, чтобы сказать, где он видел Высича, но, заметив под благодушной маской пристава напряженное ожидание, снова опустил голову. Збитнев встал из-за стола, навис над Беловым:

— Говори!

— Не видел я его…

— Врешь, братец, подними-ка морду, — взял его за подбородок Платон Архипович.

Пётр отдернул голову. Настроение у Збитнева чуть испортилось. С минуту он, выпятив губы, молча разглядывал парня, потом, решив, что все его усилия добиться правды ни к чему не приведут, подошел к двери и окликнул урядника. Саломатов явился незамедлительно.

— Потрудись заняться пареньком, Фёдор Донатович, — без прежнего благодушия глядя на Петра, сказал становой. — Я тебя очень попрошу… Семьдесят… — пристав задумался, прикидывая что-то в уме. — Нет… лучше сотню розог… Да найди-ка, любезный, для выполнения сего поручения мужика пожилистее, да позлее…

Глава четвертая

СУД ПРИСЯЖНЫХ

1

Анисим Белов лежал на грязном, набитом слежавшейся соломой матраце и жмурился от теплого весеннего солнца. Луч, в котором плавали мириады пылинок, казался упругим и осязаемым, хотелось погладить его ладонью, но солнце медленно сдвигалось и сдвигалось, и крохотное оконце под самым потолком, забранное к тому же решеткой, быстро темнело.

В коридоре раздался шум шагов, картежники, сгрудившиеся на нижних нарах, замерли, а когда надзиратель и впрямь остановился у дверей их камеры, приняли самые беззаботные и невинные позы, не забывая, впрочем, коситься в сторону круглого отверстия, прорезанного в двери и во все времена называемого арестантами волчком.

Негромко брякнув, волчок приоткрылся. Тяжелый взгляд надзирателя скользнул по сокамерникам.

— Белов, подь суда, — скомандовал надзиратель.

Подавляя волнение, Анисим подошел к двери. Надзиратель просунул в отверстие свернутый в трубку лист бумаги:

— Получи обвинительный акт.

Надзиратель ушел, игроки вновь зашуршали картами. Анисим уныло направился к своим нарам. Он уже лез наверх, когда за штанину его ухватил Яшка Комарин, чернобородый плешивый мужик, крепкий, кривоногий, на удивление ясноглазый. К тому же на все посматривал он лихо и бесшабашно.

— Ходи сюда, — сипло позвал он.

В среде воров, конокрадов, грабителей и убийц Анисим Белов чувствовал себя скверно, но его, как человека, вполне способного за себя постоять, пока что не трогали, относились к нему даже как-то радушно. Понимали, от сумы да от тюрьмы не уйдешь. Впрочем, Анисим и сам ни с кем дружбы не искал и ни с кем ссориться не собирался. Если и заговаривал, то только со своим соседом Яшкой Комариным, который непонятно по каким причинам, но сразу проникся к Анисиму симпатией. Лежа рядом, Яшка не раз старался объяснить Анисиму все тонкости тюремного быта. Но Анисим больше вникал в его, Яшкину, жизнь. Он уже знал, что лет пятнадцать назад Яков Комарин был уважаемым в селе человеком, волостным старшиной в Иркутской губернии, имел почти полсотни лошадей, вдвое больше рогатого скота, а всякую мелочь, вроде овец, гусей, кур, и считать не считал. Была тогда у Яшки семья, был свой дом, но встретилась ему на пути забубенная румяная солдатка, присушила, прилюбила, заставила все забыть, вот он и прогулял с нею не только большую часть своего капитала, но и деньги, собранные сельскими обществами на всякие мирские нужды. Ну и понятно, за растрату попал Яшка Комарин в тюрьму. Отсидел честно два года, но домой возвратиться совесть не позволила, подался на золотые прииски. Поскольку Комарин и грамоту знал, и счет умел вести, и с любым человеком мог поговорить о деле, взял его один золотопромышленник в кассиры, да только с Яшкой опять незадача вышла. Судьба такая, а может, душа. Кипела кровь в Яшке Комарине. Сбежал Яшка с деньгами, которые рабочим выдавать повез. В усмерть упоил в придорожном трактире хозяйского кучера и сбежал.

И объявился в Иркутске новый богатый купец Комарин. Правда, он ничего не продавал и не покупал, зато широко гулял по кабакам и ресторациям. Любил, грешным делом, прикурить папироску от сторублевой бумажки, но и уважения соответствующего к себе требовал. Не отдал однажды ему городовой честь, так он ему морду набил, а шашку отобрал и в прорубь закинул, за что и был арестован. Тут, как назло, его бывший хозяин-золотопромышленник сыскался.