Человек наизнанку - Фред Варгас

— Человек в бегах не всегда берет с собой зубную щетку, — сердито отрезал Лоуренс. — Это вам не увеселительная поездка. В доме деньги есть?

— Нет.

— Зачем ему было брать деньги, если он шел на охоту?

— Нет никаких доказательств тому, что у него в доме имелась наличность. И никаких доказательств, что он прихватил ее с собой.

— А собака?

— Дог мог последовать за хозяином и упасть в расселину. Или дог поскользнулся, а хозяин попытался его спасти.

— Черт возьми, допустим, — сказал Лоуренс. — А Красс? Как мог такой волк просто так исчезнуть из Меркантура? Его нигде не обнаружили.

— Красс, должно быть, умер естественной смертью, и его белые кости лежат где-нибудь в заповеднике, в лесу.

— God. Предположим.

— Вы бог знает что вбили себе в голову, месье Джонстоун. Не знаю, как это происходит в вашей стране, но у нас, знаете ли, как бы это сказать, различают четыре основные причины насильственных действий, влекущих или не влекущих за собой гибель человека: супружеская измена, борьба за наследство, злоупотребление алкоголем, общее владение собственностью. Но дрессировщики волков, душители женщин — нет, месье Джонстоун, это не для нас. А чем вы занимаетесь у себя дома, если поточнее?

— Гризли, — процедил Лоуренс сквозь зубы. — Я изучаю гризли.

— То есть вы живете среди этих, как бы это сказать, медведей?

— God. Yes.

— В общем, работаете в команде?

— Нет. В основном я работаю один.

Аджюдан посмотрел на него с соболезнующим видом, словно говоря: «Бедный парень, теперь я понимаю, почему ты свихнулся». Тут Лоуренс окончательно вышел из себя, достал из кармана дорожную карту Массара и разложил ее на столе.

— Вот, господин аджюдан, — заговорил он, подчеркивая каждое слово, — некая карта, которую я нашел в доме Массара вчера утром.

— Вы преднамеренно проникли в жилище Огюста Массара, пользуясь его отсутствием?

— Дверь была не заперта. Я беспокоился. Может, он умер во сне. Помощь человеку, находящемуся в опасности. У меня есть свидетель.

— И вы сознательно унесли эту карту?

— Нет, я ее смотрел, а потом по ошибке сунул в карман. Потом, уже дома, я разглядел на ней эти пометки.

Аджюдан придвинул к себе карту и принялся внимательно ее изучать. Через несколько минут он молча, без всяких комментариев вернул ее на прежнее место.

— Пятью крестами помечены точки, где были совершены нападения на овец, — пояснил Лоуренс, водя пальцем по карте, — причем кресты, соответствующие Ла-Кастий и Гийо, поставлены еще до событий вчерашней и сегодняшней ночи.

— А дальше — маршрут долгого путешествия до самой Англии, — заметил аджюдан.

— Вполне возможно, этим путем он собирается покинуть страну. Линия нигде не приближается к крупным магистралям. Он решил избежать случайностей и все основательно продумал.

— Еще как основательно! — с усмешкой воскликнул полицейский, откинувшись на спинку стула.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, месье Джонстоун, что у Массара, как бы это сказать, вроде бы есть брат в Англии, он управляет самой большой скотобойней в Манчестере. Видимо, это у них семейное призвание. Массар уже давно собирался к нему переехать.

— Откуда вы знаете?

— Я ведь, в некотором роде, старший аджюдан, месье Джонстоун, а это высокий государственный пост, в особенности здесь.

— В таком случае зачем ему добираться туда по проселочным дорогам?

Аджюдан снисходительно улыбнулся:

— Вам столько приходится объяснять, месье Джонстоун, с ума можно сойти! Это у вас человеку ничего не стоит проехать пятьсот километров по автостраде, чтобы выпить кружку пива. У нас не принято носиться сломя голову. Массар лет двадцать колесил по всей стране, чинил плетеные стулья на базарах, сегодня здесь, завтра там. Он побывал во многих деревнях, познакомился с сотнями людей. Для него проселочная дорога — второй дом.

— Почему же он решил уйти?

— Ему хотелось вернуться в родные места. Лет шесть назад он нашел работу на бойне в Дине и приехал. Впрочем, в деревне ему, мягко говоря, не обрадовались. В наших краях ненависть к Массарам неистребима. Какая-то давняя и, как бы это сказать, грязная история, в которой был замешан то ли его отец, то ли дед, — точно не знаю.

Лоуренс затряс головой, выражая крайнее нетерпение.

— Так что с крестами? — спросил он.

— Этот прямоугольник, — произнес аджюдан, снова улыбнувшись и постучав по карте кончиком пальца, — между Меркантурской горной грядой, магистралью и ущельями Далюи и Тинэ — это район, откуда Массар возил скот к себе на бойню, в Динь. В Сен-Викторе, Пьерфоре, Гийо, Вантбрюне и Ла-Кастий расположены самые крупные овцеводческие хозяйства. Вот что значат ваши кресты.

Лоуренс, ни слова не говоря, сложил карту.

— Месье Джонстоун, незнание часто становится причиной нелепых фантазий.

Лоуренс положил карту в карман, собрал со стола документы.

— Значит, расследования не будет? — мрачно осведомился он.

— Конечно, не будет, — утвердительно кивнул полицейский. — Мы, как положено, продолжим поиски Массара до тех пор, пока есть шансы найти его живым. Однако я боюсь, что горы, как бы это сказать, уже забрали его.

Не поднимаясь со стула, он протянул Лоуренсу руку. Канадец молча пожал ее и двинулся к выходу.

— Минуту, — окликнул его аджюдан.

— Да?

— Как точно переводится это ваше «bullshit»?

— Это значит «коровье дерьмо», или «бизонье дерьмо», или «да идите вы…».

— Спасибо, что просветили.

— Не за что.

Лоуренс открыл дверь и вышел.

— Этот тип довольно невоспитанный, — поделился своими соображениями аджюдан.

— Они там все такие, — объяснил Лемирай. — Все такие. Они неплохие парни, но какие-то неотесанные. Не хватает им утонченности. Да, утонченности.

— Что поделаешь, невежды, — заключил его начальник.

Камилла не стала зажигать свет. Лоуренс сел перекусить в полумраке. Он собирался отправиться в Меркантур, где его ждали Жан Мерсье, Август, Электра, — да все на свете. Он намеревался настрелять кроликов для почтенного старца, а на рассвете взглянуть, как поживают остальные. Потом он планировал вернуться в деревню, чтобы присутствовать на похоронах толстухи — во всяком случае, так он сказал Камилле. Он молча жевал, мрачный и обиженный.

— Этот чертов старший аджюдан едва не лопнул от высокомерия, — процедил он. — Даже мысли не допускает, что кто-то знает больше его. Для него невыносимо, что какой-то неуч из Канады — канадцы ведь все как один неучи, к тому же растираются медвежьим жиром — может рассказать ему нечто новое о его земляке. Кроме того, от этого полицейского воняет потом.