Возникновение христианства - Михаил Моисеевич Кубланов
Шрифт:
Интервал:
Кто стоит за безымянными персонажами тех драматических событий, которые так глухо отложились в некоторых кумранских произведениях? Эта вот уже почти четверть века интригующая и исследователей и читателей загадка пока не решена. Попытки отождествления названных персонажей с известными истории именами не могут считаться сколько-нибудь надежно обоснованными. Сама множественность гипотез — свидетельство их недостаточной фундированности. И неизменным камнем преткновения здесь оказывается отсутствие прочных хронологических опор.
Проблема проблем кумрановедения — датировка текстов — упирается в пока еще не одоленную трудность: ни в одном из них нет определенного хронологического ориентира, который позволил бы поставить их в связь с известными и датированными фактами древней истории. Встречающиеся же в кумранских произведениях расплывчатые иносказания и условности открывают возможности для разных толкований. Этим и объясняется чрезвычайный разнобой в датировках.
На данном этапе вполне надежной представляется лишь общая оценка хронологических границ текстов Кумрана. За единичными исключениями они синхронны времени существования поселения Хирбет-Кумран (вторая половина II в. до н. э. — 68 г. н. э.). Внутри этого периода исследователи на основании палеографического, лингвистического, исторического анализа предпринимают попытки выявления абсолютной и относительной хронологии отдельных произведений или групп. Например, Комментарий к Хабаккуку, в котором приводятся некоторые сведения об Учителе праведности, многие исследователи склонны датировать серединой — второй половиной I в. до н. э. Однако здесь нет еще единодушия.
Рассмотренные черты сходства идеологии, обрядности, социальных идеалов кумранской и раннехристианских общин не исчерпываются приведенным здесь материалом. Кумрановедческая литература по мере публикации и изучения найденных рукописей пополняется новыми фактами подобного рода.
Однако и приведенные здесь основные материалы свидетельствуют об их исключительной важности для истории происхождения христианства. «Документы из Кумрана, — писал известный кумрановед Дюпон-Соммер, — открывают, что ранняя христианская церковь уходит своими корнями (в такой степени, в какой никто не мог этого предположить) в иудейскую секту Нового союза, т. е. в секту эссенскую, что она заимствовала у этой последней значительную часть ее ритуалов и доктрин, «модели ее мыслей», ее моральные и религиозные идеалы»[134].
С другой стороны, знакомство с новыми материалами показало, что существует немало принципиальных различий между общественным укладом и установлениями кумранитов и первохристиан. Самым существенным является замкнутый характер кумранской общины и открытый характер раннехристианских общин. Устав требует скрывать учение кумранитов от ««людей Кривды» (IX, 17–18). В кумранских документах и в свидетельствах древних авторов об эссенах имеются предписания, запрещающие, из соображений ритуальной чистоты, общение с непосвященными, вкушение с ними нищи, посещение их жилищ. Обращается внимание на необходимость хранить в тайне имена ангелов, сущность учения, формулы клятв.
В новозаветной литературе не только содержатся противоположные предписания, но, как это было подмечено исследователями, там можно найти следы некоторой полемики с кумранским требованием скрывать от непосвященных тайны учения общины «сынов света». «Для того ль приносится свеча, — говорится в евангелии от Марка, — чтобы поставить ее под сосуд… Не для того ли, чтобы поставить ее на подсвечник» (4, 21–22). Раннее христианство, требовавше от своих приверженцев «проповедовать на кровлях», т. е. распространять это вероучение широко и всем, коренным образом расходится здесь с кумранскими установлениями. Новый завет расходится с кумранскими предписаниями относительно ритуального омовения. Кумранский Устав проводит идею любви только в отношении приверженцев своего учениц, Новый завет распространяет ее на всех, даже врагов (1 Иоанн 2, 9– 11; Матф. 5, 46–48, 19–21), поскольку христианство, ценившее религиозный подвиг, именно таким образом расценивало это трудноисполнимое предписание.
Евангелия содержат ряд нравоучительных новелл, в которых Иисус изображен то в обществе Магдалины, то за трапезой с мытарями и грешниками, то наносящим визит язычнику-центуриону. Все эти поучения, безусловно, противоположны представлениям кумранитов об осквернении и чистоте. В кумранских документах содержится предписание не допускать в общину людей убогих: калек, хромых, слепых, «бестолковых», поскольку в общине находятся святые ангелы и общение с названными выше категориями оскверняет ритуальную чистоту остальных. Новый завет же, наоборот, рекомендует общение с нищими, увечными, хромыми, слепыми (Лука 14, 13).
Новозаветная литература содержит ряд противоположений кумранским документам в отношении субботы.
Так, в Дамасском документе не разрешается в субботу работать (X, 19), совершать продолжительные прогулки (X, 21), приготовлять пишу (X, 22), извлекать домашнее животное, попавшее в яму (XI, 13–14), и даже оказывать такую помощь человеку (XI, 16). Евангелия все эти ограничения отклоняют. Примером Иисуса, который в субботу исцеляет больных (Лука 14, 4) и не осуждает своих учеников, предпринявших в этот день прогулку и срывавших колосья для насыщения (Матф. 12, 7), раннехристианские авторы освобождают своих приверженцев от подобных запретов.
Более сложен вопрос о различиях в образах Учителя праведности и Иисуса из Назарета. Мессианские черты, по-видимому, присущи тому и другому. Утверждение богословов, что Новый завет провозгласил доктрину, согласно которой «последние времена» не начались, а закончилась с приходом Христа, страдает односторонностью, поскольку оно замалчивает ряд других противоположных утверждений того же Нового завета. Тезис «время близко», провозглашенный в ряде раннехристианских произведений и перекликающийся с кумранскими представлениями, заключает в себе как раз другую тенденцию в христианских Представлениях о «последних временах».
Тем не менее можно заметить, что мессианские идеи Нового завета представляют более развитую концепцию. Здесь появляется идея искупления, которой, насколько известно, нет в кумранских документах. То же следует сказать и относительно христианской идеи воплощения, отсутствующей у кумранитов.
Впрочем, идея воплощения и связанное с ней учение о троичности бога сложилось в христианстве не сразу. И, может быть, слова «боже мой, боже мой! для чего ты меня оставил?» (Марк 15, 34), вложенные евангелистом в уста мятущегося Иисуса и столь неподходящие для воплощенного бога, являются отзвуком более ранних представлений, сближающих Учителя Нового завета с. Учителем кумранских рукописей.
Перечисленные черты различия, разумеется, важны при сравнительной оценке кумранских и раннехристианских материалов. Но бесспорно также, что черты сходства, о которых говорилось выше, имеют существенное значение: «Мы вынуждены сейчас признать р качество исторического факта, что многое из религиозной практики первых христиан новозаветного века было заимствовано из соответствующей практики эссенов», — писал по этому поводу известный семитолог В. Олбрайт[135].
Сравнивая свидетельства античных авторов об идейно-религиозных направлениях в Иудее эпохи раннего христианства с данными Нового завета, исследователи обнаруживают примечательную «пропажу». И Филон, и Иосиф Флавий называют три основных течения. Это саддукеи, фарисеи, эссены. В новозаветной литературе упоминаются только две первые секты. При этом они оказываются объектом осуждения со стороны христианских авторов (Матф.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!