Пятнистый сфинкс - Джой Адамсон

Тут мне придется признаться, что я и сама почти каждый день убивала змей, что в сущности также неоправданно. Но никогда ни в одном лагере мне не пришлось испытывать такого нашествия кобр, жабьих гадюк, древесных змей. Вечером я всегда клала ноги на стул, чтобы не натыкаться на змей. Я знала, что змеи обычно ищут убежища и только, но доверять им не следовало, а из-за Таги приходилось быть особенно осторожной.

У нее развивалась инстинктивная потребность скрываться, так что иногда мы не могли отыскать ее. Я обнаружила ее логово только случайно, когда пролила воду возле ящика с продуктами в пустой палатке. Тут откуда ни возьмись появились две лапки и из-за ящика, цепляясь за гладкую металлическую поверхность, вылезла Тага, торопливо полакала грязь из лужицы и быстро юркнула обратно в свое убежище. Я уже знала, что Пиппе грязь полезна для здоровья, и решила, что леопарды тоже едят ее. С этих пор я всегда устраивала маленькие лужицы возле любимого убежища Таги, делая вид, что не знаю, где она. Я не хотела мешать ей прятаться и звала ее только издали. Она спешила к нам со всех ног, только бы мы держались подальше от ее тайника, — это было очень трогательное зрелище.

Пока Тага получала сульфагуанидин, поноса у нее не было, но стоило прекратить лечение, как все начиналось снова. 5 декабря к нам завернул наш друг, ветеринар, доктор Тони Харторн, который ехал к Джорджу посмотреть больной глаз Угаса. Я рассказала ему о болезни Таги, и он прописал диету — рисовый отвар, молоко и стрепотриадные таблетки. Два дня пришлось уговаривать Тагу, но наконец таблетки были проглочены, и она окончательно излечилась от поноса. Тони видел причину ее беспокойства в том, что у нее режутся зубы, и посоветовал мне давать ей грызть что-нибудь твердое. Мои пальцы оказались тоже подходящими предметами для жевания, хотя Тага получала деревянные палочки, которые тут же превращала в кашицу. Много времени спустя мне прислали фотографию леопарда, ровесника Таги, который рос в зоопарке. Несомненно, и у него была потребность грызть предметы, чтобы чесать десны, но он не мог этого делать, потому что на шею ему надели специальный воротник величиной с большую тарелку. Если детеныш восстанет — и совершенно справедливо — против такого обращения, ему, конечно, тут же налепят ярлык опасного зверя, а виноваты в этом люди, которые мешали ему проявлять природные инстинкты. Таге не пришлось переносить никакого насилия, ей были предоставлены все возможности для свободного развития.

Ей очень нравилось взбираться по сетке вольера, и нам все время приходилось следить, чтобы она не выбралась наружу. На стулья влезать было гораздо труднее: нужно было подтянуться до сиденья, и тут очень мешало толстое брюшко, так что иногда она кувыркалась вниз, но не отступала до тех пор, пока не взбиралась на стул. Усевшись, Тага победоносно улыбалась нам и самодовольно произносила свое «уа-уа-уа». Только на тридцать четвертый день она перестала неуклюже ковылять и ее движения приобрели гибкость и ловкость. Примерно в это же время она научилась высоко подпрыгивать, увертываясь от меня. Мы очень полюбили эту игру, в которой Тага неизменно выигрывала.

Часто у животных, в том числе и у человека, вырабатывается рефлекс на привычную обстановку, а не на то, что они обычно в этой обстановке получали. Например, я всегда кормила Тагу на стуле возле кабинета. Когда ей хотелось есть, а стула на месте не было, она взбиралась по пальмовым листьям, которыми была покрыта стена хижины, и ждала. Раз пищу всегда дают на возвышении, значит, если захотелось есть, надо забираться повыше. Точно так же, когда убирали ее клетку, она засыпала на голой земле — на том месте, где была «спальня». Я и себя не раз ловила на том, что, например, ищу какую-нибудь вещь там, где она была раньше, даже если знаю, что сама же положила ее в другое место. Как видите, условные рефлексы вырабатываются не только у животных.

Круглая головка Таги со временем удлинилась, а ушки, которые раньше были посажены очень низко, что придает особое обаяние детенышам, теперь торчали почти на макушке, и кожа за ушами стала черной, так что Тага превратилась в настоящего маленького леопарда. Она быстро росла, казалась вполне здоровой и постоянно двигалась, обследуя свои владения или карабкаясь по сетке вольера. В одном ей не везло: у нее был хронический запор, так что приходилось ставить вазелиновые клизмы. Набегавшись, она часто прижималась к Пиппе, которая ложилась у самой сетки вольера. Я видела, как они ласково облизывают друг друга; Пиппа мурлыкает, а Тага старается дотянуться до нее лапами сквозь сетку. Эта взаимная привязанность была очень трогательна.

С тех пор как Эльса прославилась на весь мир, моя жизнь очень изменилась. Мне приходилось часто сдерживать свои чувства — слишком я была на виду. Конечно, я привязалась к Пиппе, но только появление беспомощной маленькой Таги захватило меня врасплох. Она попала ко мне в таком же возрасте, как и Эльса, и снова пробудила во мне материнский инстинкт. С Пиппой я встретилась, когда она уже вышла из детского возраста, и потому она стала для меня просто товарищем.

Пиппа не приходила в лагерь 7 и 8 декабря. Ничего особенного в этом не было, но ее шерсть стала удивительно шелковистой и держалась она так отчужденно, что я подумала, не появился ли у нее самец. Я взяла на заметку эту дату и, отсчитав 93 дня — срок беременности — отметила день 9 марта как возможный день рождения малышей.

Она по-прежнему ходила со мной в далекие прогулки, по-прежнему играла в прятки, покусывала мои руки или в шутку толкала меня лапами, но никогда нельзя было предвидеть, как она станет вести себя, вернувшись в лагерь: то она проходила мимо Таги не глядя, то злобно бросалась на нее, а иногда, наоборот, ласково обнюхивала ее и ложилась как можно ближе, прижимаясь к ней через сетку.

Однажды вечером навестить Тагу приехал отец Ботта вместе с компанией туристов. Все они стали восторгаться Пиппой, а та обратила внимание на маленькую четырехлетнюю девчурку и принялась толкать ее носом и ловить лапами ее ножки, явно показывая свое расположение к новой подруге. Девочке Пиппа тоже понравилась: они ни капельки не боялись друг друга и играли с большим удовольствием. Потом мы пошли в лагерь. И Таге полюбилась малышка, а та вела себя с ней так же доверчиво, как с Пиппой, не обращая внимания на беспокойство родителей. Этот случай лишний раз доказывает, что у человека нет никакого врожденного страха перед дикими животными — он появляется только после того, как ребенку внушат, что дикие звери опасны. Если внимательно расследовать все несчастные случаи, в которых замешаны так называемые опасные звери, очень часто оказывается, что человек сам раздразнил животное и тому просто пришлось защищаться. Отец Ботта был так доволен видом и поведением Таги, что предложил мне оставить ее у себя и потом выпустить на волю.

Позднее, под вечер, я видела великолепного темного гепарда и узнала в нем приятеля Пиппы. Он бежал в том же направлении, куда днем ушла она. Пиппа не приходила двое суток, потом забежала только поесть и опять исчезла. Когда я увидела след второго гепарда, ведущий в ту же сторону, я перестала сомневаться: Пиппа нашла себе пару.

Пока Пиппы не было в лагере, я могла отдавать все внимание Таге. Глаза маленького леопарда совсем освободились от голубой мути, но все еще сильно косили, так что казалось, что Тага не может их правильно сфокусировать. Чтобы исправить этот недостаток, я сделала бумажный мячик, обмотала его бечевкой и подвесила над ее ящиком. Тага увлеклась этой новой прыгучей игрушкой и, промахнувшись несколько раз, научилась доставать мячик, куда бы я его ни подвешивала. Кроме того, я соорудила небольшой полотняный мешочек, набитый бумагой, — она запускала в него когти и мотала из стороны в сторону; по-моему, это хорошее упражнение для сухожилий, втягивающих когти. Потом Тага сама обнаружила корзину для бумаг и так вдохновенно расправилась с ее содержимым, что весь мой лагерь, словно снегом, был засыпан бумажными обрывками. А как здорово было лазить по ящику с пивом, чтобы бутылки звенели! Единственное, что мне в Таге не нравилось, — это ее острые когти; я никак не могла научить ее прятать их во время игры. Я даже пробовала подпиливать их пилочкой для ногтей, но скоро бросила это занятие, потому что за один день у нее отрастали еще более острые когти. В конце концов пришлось просто носить с собой порошок стрептоцида, чтобы засыпать многочисленные царапины. А вообще Тага была совершенно неотразима; я очень любила заглядывать ей в глаза — они так часто искрились от смеха и радости; но зато, когда она злилась, эти глаза смотрели с убийственной жестокостью.