"Поворот все вдруг!". Укрощение Цусимы - Александр Лысев

Семен Семенович поворошил подшивку отечественной и иностранной прессы на своем столе. Выхватил взглядом один из последних заголовков – «Гибель русского броненосца подтвердилась». С неподдельной болью в сердце пробежал глазами заметку: на днях в Шанхай пришел французский торговый пароход. Французы подобрали в море двух человек с потерпевшего крушение «Осляби». Офицер и матрос несколько дней провели в открытом море, пока добрались до оживленных морских торговых путей и их шлюпку наконец заметили. Оба крайне истощены, рассказывают о гибели «Осляби» во время шторма. Моряки спаслись на сорванной с тонущего броненосца и чудом не опрокинувшейся шлюпке. Больше, к прискорбию, никого не спасли. Русских передали Макарову на флагманский броненосец «Цесаревич», где они и находятся в данный момент на излечении в лазарете. Правда, гостеприимные французы их за время пребывания на своем пароходе порядком откормили и сейчас потерпевшие кораблекрушение чувствуют себя вполне прилично. Адмирал Макаров от комментариев прессе отказался…

Семен Семенович откинулся в кресле. Форменный кошмар! Семьсот с лишним человек одним махом загубили. Погиб командующий эскадрой. Просто немыслимо! И опять-таки резонанс в мире…

Подали обед. Покушав без особого аппетита (всегда отменный аппетит стал в последнее время Семену Семеновичу изменять – надо полагать, на нервной почве), журналист закурил дорогую папиросу. Мысленно снова вернулся к делам дальневосточным. Ну и расклад получается! В Порт-Артуре из кораблей собралось одно старье. Наша сильная крейсерская эскадра под командованием адмирала Скрыдлова сосредоточилась во Владивостоке. Замысел хорош – угрожать в случае войны вражеским коммуникациям непосредственно на японских островах. Однако не есть ли это опасное распыление сил? Ну, крейсер «Олег» догнал-таки Вирениуса на последнем переходе – так это особой погоды не сделает. Макаров со своим отрядом застрял в Шанхае и еще неизвестно, сколько там проторчит – пишут, что на «Пересвете» объем ремонтных работ чрезвычайно велик. Броненосцы проекта «Бородино» до сих пор в стадии достройки, да и попробуй их еще с Балтики на Дальний Восток притащи! Пресквернейший расклад получается. Ведь если японцы в ближайшее время ударят, то размолотят все наши корабли по частям. А вероятность того, что ударят и притом ударят в самое ближайшее время, чрезвычайно высока. И о чем только в наших штабах думают…

«Стоп, – мысленно одернул себя Семен Семенович. – Хватит, поразглагольствовал. На то они и штабы, чтобы думать». В любом случае, будем следить за развитием событий. Такова профессия! И притом из соображений патриотизма…

Расплатившись по счету, Цибулевич вышел на Владимирский проспект. По нему в обе стороны сновали сани, запряженные бодрыми извозчичьими лошадками. Гуляли прохожие: одинокие, парами и целыми семьями с детьми. Со стороны Фонтанки весело ударил фейерверк. Разноцветные гирлянды огней побежали над крышами по вечернему питерскому небу. Столица гуляла, отмечая праздники. «Неужто может случиться война? – подумалось журналисту. – Да нет, даст бог, все же обойдется…»

– Война! Война! – гудел университет с самого утра.

Занятия в этот день ни в одной из аудиторий так и не начались – все обсуждали последние события. В полдень студенты толпами повалили на набережную. Народ стекался к Благовещенскому мосту. Там намечались патриотическая демонстрация и шествие.

– Вероломное нападение на русский флот в Порт-Артуре! – выкрикивали мальчишки-газетчики, сновавшие в толпе тут и там. – В результате ночной атаки подорваны два броненосца и крейсер!

Петя Веточкин поймал за рукав бойкого мальчугана, протянул ему мелочь и, махнув рукой на сдачу, торопливо развернул свежую газету, жадно впиваясь глазами в строчки. Японцы без объявления войны атаковали наш флот в Порт-Артуре! Высочайший манифест о состоянии войны с Японией… Отряду Макарова китайским правительством предложено по законам военного времени либо в трехдневный срок покинуть Шанхай, либо разоружить корабли и интернироваться… Патриотический подъем во всех городах и весях… Верноподданнические адреса от земств… Так, это уже не столь интересно. Петя сунул газету под мышку и стал проталкиваться в толпе. По слухам, собирались идти на Дворцовую, к Зимнему. Говорят, там перед народом появится сам царь…

Следующий день обсуждали события боя в Чемульпо. Занятия опять были сорваны, но никому за это не влетело. Почти все студенты, проявляя невиданное доселе единодушие, восхищались подвигом «Варяга» и «Корейца».

– Вы представьте, господа, двое против четырнадцати! – кричал щупленький паренек в студенческой тужурке, запрыгнув на кафедру, которую зачем-то положили на бок. – И не побоялись выйти, и сразились!

– И ни с чем вернулись, и корабли потеряли, – в диссонанс общему настроению заявил кто-то довольно громко из задних рядов.

– Зато честь не потеряли! – обрушились на критиковавшего со всех сторон.

– За честь и жизнь отдать не жалко! – бушевала учащаяся молодежь.

– Легко сказать… – бурчал одинокий оппонент, боком пробираясь к выходу из аудитории.

Через некоторое время почти весь курс, на котором учился Веточкин, распевал по-немецки: «Die Fahnen sind hoch, die Kanonen bereit…» Опубликованное австрийским автором в одном из мюнхенских журналов стихотворение о «Варяге» нашло моментальный отклик в России. Вскоре оформился и лег на музыку его русский перевод:

«Наверх вы, товарищи, все по местам…» По-русски студенты запели с еще большим воодушевлением…

Занятия в университете все же вернулись в нормальное русло. В один из дней, когда пары уже закончились, Петю окликнули в сумрачном коридоре:

– Эй, Веточкин!

Петя разглядел выступивших из полумрака своих бывших товарищей по кружку, в котором они в прошлый учебный год изучали труды немецких экономистов.

– Послушайте, Веточкин. – В заговорившем с ним Петя узнал того, кто критиковал наперекор всем в аудитории подвиг «Варяга» и «Корейца». – Не пора ли нам определить свои позиции?

– В каком смысле? – не понял Петя.

– Вы прогрессивный человек, Веточкин. У вас сильная теоретическая подготовка, мы с вами вместе Маркса штудировали, – сурово напомнили ему.

– Эта война империалистическая, – вступил в разговор еще один студент, тоже из кружковцев. – Российское самодержавие не должно в ней победить. Иначе все трудящиеся попадут в еще большую кабалу.

– А вы, Веточкин, в последнее время отдалились от прогрессивных идей. Нехорошо.

– Так что вы скажете, Веточкин? – Петю незаметно приперли в темный угол. – Вы с нами или нет?

– Я… – Петя поозирался вокруг и вдруг выпалил то, что в его собственной голове еще только неосознанно вертелось все эти дни, но до последнего момента целиком пока не обрело законченных форм: – Я ухожу добровольцем на фронт.

И в совершенно несвойственной ему манере сделал решительный шаг вперед, толкнув плечом загораживающих проход собеседников, у которых от такого оборота дела с удивлением пооткрывались рты.