Рецепт надежды - Юлия Кузнецова

«Сейчас приду», – тут же сказала мама, и Ира поняла: если бы у неё что-то болело, но не мама бы пришла, а приехал бы папа, да не на своей машине, а на «Скорой помощи». Впрочем, мама, которая стояла перед Ирой через какое-то время, и правда была похожа на врача «Скорой». Она осторожно, не задавая никаких вопросов, помогла Ире подняться. Вместе, в обнимку, дошли до дома. Дома мама сказала:

– Поговори со мной….

И Ира выложила всё, без конца заливаясь слезами. Следующие несколько дней она плакала и плакала: признаваясь Саше и Ляле, слушая их возмущённые крики, обсуждая с папой всякую ерунду вроде покупки нового зеркала в ванную, разговаривая с Катариной по поводу следующего мастер-класса – Ира сказала, что не придёт, не сможет, потому что…

Горе давило на лоб, горе давило на глаза, горе как будто хотело выдавить Иру из её оболочки, и ему почти удалось это сделать. Ирина душа съежилась и превратилась в крошечного зверька, который метался по узкой клетке, со страхом ожидая удара: куда ткнут? Куда кольнут?

Слёзы могли хлынуть в любую секунду. Ирина комната была полна вещей, которые напоминали ей об Игоре. Прежде всего три фотографии, на которых они были изображены вдвоём.

На первой, вставленной в рамочку-сердечко, их сфотографировали на кухне: папа поймал момент, когда Игорь показывает Ире, как крутить тесто для лагмана, а Ира с обожанием смотрит на него.

Другая была в рамке с целующимися медвежатами. Её сделала Сашенька. Фотография была с пикника в парке. Игорь тогда испёк несколько открытых пирогов: с курицей, грибами, сыром, овощами, и когда он сдёрнул с них фольгу и все ахнули, Игорь прямо засветился от радости и прижал к себе Иру. В эту секунду Саша их и щёлкнула.

Третья фотография была полароидным снимком. Их сфотографировал на Воробьёвых горах хриплый хромой дядька, с огромным зелёным рюкзаком, из которого торчала тренога. Дядька долго пытался всучить им эту фотку, а Игорь всё отказывался, повторяя: «Смазанный снимок, мутный! Что вы нам подпихиваете? Хоть бы спросили, хотим мы фоткаться или нет». Снимок и правда был мутный, но Ира всё равно купила его у дядьки. «Ну зачем? – ласково упрекнул её Игорь, когда дядька, зачем-то поцеловав сотню, быстро удалялся от них, поправляя на себе рюкзак, – это же не фотограф, а не пойми кто. Я думаю, у него не тренога в рюкзаке, а табуретка, которая на треногу смахивает, для солидности». Но Ира только улыбнулась и спрятала фотографию в карман ветровки.

А дома первым делом бросилась разглядывать снимок: дядька-не-фотограф с табуреткой-вместо-треноги сфотографировал их, когда Ира просто мечтательно смотрит на облака, а Игорь… Игорь смотрит на Иру. Смотрит с любовью, но в то же время так серьёзно, словно ему очень страшно потерять её. Ира никогда не думала, что Игорь может так смотреть на неё.

Когда двое ещё не встречаются, но проявляют друг к другу интерес, они часто смотрят друг на друга. Разглядывают, изучают, любуются, готовятся подойти… Так и было на кулинарных курсах, где Ира познакомилась с Игорем. Но когда они начали встречаться, конечно, взглядов становилось всё меньше. Чем больше встречались, тем меньше смотрели друг на друга. Это было понятно, ведь они изучили лица друг друга в деталях, да и теперь, когда они были вместе, им хотелось смотреть не друг на друга, а на что-то, что было интересно им двоим. «Любовь – это когда смотрят в одну сторону», – сказал Димыч из спортзала, и Ира вновь и вновь убеждалась в правоте этого высказывания.

Эта мутная фотография, для которой Ира не подобрала рамку, хранилась в кармашке у ослика Иа, по-прежнему жившего у Ириной подушки, и Ира перед сном часто смотрела на неё. Теперь этот снимок причинял только боль. Ира брала его в руки и тут же роняла. Ей казалось, что он жжёт ей руки. В конце концов она сжала зубы, схватила и снимок, и остальные фотографии, и сунула их в нижний ящик стола.

Захлопнула его, перевела дух, огляделась. Вещей, связанных с Игорем, было ещё много. Очень много.

«Сколько времени должно пройти, чтобы я перестала вздрагивать и заливаться слезами при виде лопатки для крема?» – мучительно размышляла Ира и не находила ответа. Её попытки собрать все вещи, спрятать их подальше в кладовку сменялись периодами полной беспомощности, когда она просто ложилась на кровать, обнимала ослика и плакала.

Плакать старалась беззвучно, ей не хотелось, чтобы родители, волнуясь, стучали, заходили, пытались её успокоить. Но, как только слёзы иссякали, она сама выходила из комнаты, присоединялась к родителям, которые готовили ужин или смотрели кино, лёжа на кровати. Её желание забиться в угол и никого не видеть сменялось другим – Ире хотелось ощутить тепло человеческого общения. Вынашивать горе в одиночестве оказалось очень тяжело. Но когда мама пыталась обнять Иру, та отодвигалась на край кровати, качала головой, стараясь сдержать подступавшие слёзы. Каждое прикосновение, каждое объятие напоминали ей об Игоре.

– Ириш, ну, – начинала мама, но папа ласково брал её за руку и говорил: – Тише, тише, Оль, пусть просто полежит с нами.

И Ира ложилась у них в ногах, уставившись невидящим взглядом в экран, на котором герои влюблялись, мучились, расставались и снова влюблялись.

«Как можно полюбить кого-то ещё, – бродили у Иры в голове обжигающе-тяжёлые мысли, – если тебя вот так выжгли дотла? Если ничего живого, что могло бы откликнуться на чей-то призыв, не осталось? Как люди женятся по два, три, четыре раза… Неужели они такие бесчувственные?! Я никогда, никогда больше никого не полюблю!»

Но стоило заикнуться об этом Ляле, когда подруги зашли навестить её, та сразу накинулась на Иру:

– С ума сошла?! Тебе шестнадцать! Не сто тридцать два года, а просто шестнадцать! Ты в монастырь решила пойти? Нет! Ну а чего ты себе такие ставишь задачи: никогда не влюбляться? Зачем?!

– Не ори на неё, – просила Сашенька, просто осторожно гладя Иру по руке.

Саша пыталась её обнять, но сразу поняла, что Ире больно, и просто сидела рядом и сочувственно вздыхала.

– Ну а зачем произносить такие слова? – продолжала бушевать Ляля. – Слово – материально. Так никого и не получит от жизни!

Ира смотрела на Лялю долгим взглядом, но ничего ответить не могла.

– Не дави на неё, – продолжала вступаться Сашенька, – может, в конце концов она вернётся к…

– К кому? – заорала Ляля. – К тому, кто её кинул? Унизил, растоптал, предал? Сашка, ты одурела? С катушек слетела? Мать, ты тут с ума не сходи. Это тебе не «ВКонтакте» твой. Сегодня поругался и из друзей удалил, а завтра – вернул в друзья, как ни в чём не бывало. Это жизнь. У Ирки должна быть гордость.

– Кстати, я тут в одну группу «ВКонтакте» попала, – вспомнила Саша, – там обсуждают отношения между девушками и парнями. И есть тема про… про…

– Ну, – насмешливо сказала Ляля, – называй вещи своими именами. Про измену!

– Ну да… В общем, там одна девчонка, довольно умная, сказала: «Важно, во-первых, как парень уходил от тебя. Что говорил. Как себя вёл. И ещё, важно, если он правда раскаивается».