Крайняя необходимость - Фридрих Незнанский

— Возможно. Владимир Анатольевич, объясните, почему вы психиатр и главврач «скорой» одновременно. В моей голове это как-то не очень сочетается. Я конечно, не медик, но…

— Это и у медиков плохо сочетается, — засмеялся Малышкин. — Многие удивляются. Но так уж жизнь сложилась. Иногда людям нужно помогать немедленно — что-то зашить, наложить гипс, сделать укол. А иногда — постепенно, шаг за шагом, иначе можно навредить.

— Давайте, Владимир Анатольевич, постепенно, шаг за шагом вернемся к пистолету.

— Дался вам этот пистолет, Юрий Петрович…

— Это важно, из него людей убили.

— Да помню я прекрасно! Ну, значит, взял где-то. У какого-то мерзавца, может быть, отобрал. Я думаю, скорей всего, так и было. А где еще его взять?

— Может быть, купил у кого-то.

— Сомневаюсь. С нашими-то зарплатами? Сколько такое оружие может стоить?

— По-разному, зависит от производства. Я не знаю нынешних расценок, но думаю, если ствол отечественный, то не меньше тысячи, а китайский — две-три сотни. Их используют как одноразовые — кого-то убить и бросить.

— Какие ужасные вещи вы говорите… А тысяч и сотен — чего? Рублей или…

— Что вы, доктор, долларов, конечно.

Малышкин даже руками замахал.

— Нет, таких денег у него быть не могло.

— Ладно, допустим, вы правы, — согласился Гордеев. — Двигаемся дальше. Предположим, он отобрал пистолет у мерзавца. У какого? Он вам говорил об этом что-нибудь?

— Господи, да нет, конечно! Ну сколько можно повторять: я ничего не знал о том, что у него есть пистолет.

Гордеев помолчал немного, покивал понимающе. Потом сказал:

— А вы ничего не знали ни о каком пистолете? О «макарыче» или о пистолете Макарова?

Он вполне допускал, что Малышкин сейчас взорвется, но — ничуть не бывало.

— Об обоих ничего не знал. Я слышал, что Сергей говорил на суде о том, что это не его оружие, но…

— Но — что? Но вы не знаете, так ли это на самом деле? Не надо смущаться, это нормальная реакция.

— Я не знаю, в самом деле, — растерянно повторил Малышкин. — Я правда не знаю… Вот помню, например, как он посоветовал фельдшеру Архипову носить с собой баночку с молотым перцем или баллончик с дихлофосом. Это было при мне.

— Зачем? — удивился Гордеев.

— Как — зачем? Все затем же. Дело в том, что бедняга Саша Архипов однажды подвергся нападению. На него напали двое каких-то подонков, просто когда он за сигаретами из машины вышел. Ударили в лицо, нос сломали. Архипов боялся потом на вызовы ездить, вот Сергей ему и посоветовал.

— Значит, Великанов пользовался среди коллег авторитетом не только в силу своей медицинской квалификации?

— О, можете не сомневаться. Со всякими подонками он действительно очень быстро управлялся. — Кажется, Малышкин почувствовал, что сказал что-то не то. — Как мне жаль, что все так обернулось, я вам передать не могу. Вы поможете ему, Юрий Петрович? Знаете, я был в суде, видел, как все это… Все, конечно, было против него, я понимаю… Но все-таки…

— Что — все-таки? — осторожно спросил Гордеев. — Не знаете, чему верить?

Малышкин кивнул.

— Владимир Анатольевич, как вы сами думаете, как чувствуете, какой из двух пистолетов был у него первоначально? Ведь вы же слышали в суде: Великанов утверждал, что «макарыч». А это ведь совсем не оружие, это все меняет, правильно? А все остальные говорили, что «макарыч» был у одного из убитых…

— Юрий Петрович, извините, перебью вас. Вы знаете, кто он?

— Этот парень, которого он застрелил первым? Сын мэра Терехина.

— Да, — кивнул Малышкин.

— Вы думаете, он как-то мог давить на суд или следствие? Вы что-то знаете про это, Владимир Анатольевич?

— Нет, ничего, к сожалению.

— Но вы знакомы с ним? С нашим мэром?

— Да… Формально. Один раз пришлось коротко общаться, но и только.

— Так, ну вы же, наверно, психолог неплохой — профессия все-таки обязывает. Какое он на вас произвел впечатление?

— Если честно, — вздохнул Малышкин, — никакое. Очень уж занятой человек.

— Ладно, вернемся к Великанову. Вы помните, что я говорил?

Кивок.

— Вы его знаете лучше, чем многие другие. Как вам показалось, он говорил правду, когда утверждал, что пистолет Макарова ему не принадлежал? Насколько он был искренен?

Малышкин снял очки, молчал встал, подошел к холодильнику и вынул оттуда… бутылку пива. Гордеев слегка удивился: все-таки доктор, находится «при исполнении» и — Гордеев глянул на часы — до конца рабочего дня еще далеко.

— Жарко, — объяснил Владимир Анатольевич. — Хотите?

— Нет, спасибо. И вроде не жарко…

— Да? Значит, это у меня внутри. — И Малышкин припал к горлышку. — Что вы так смотрите осуждающе? Пиво — это лекарство, если правильно и вовремя употреблять. Я вам как врач говорю.

— Да я наслышан, в общем, — скромно отреагировал Гордеев. — Итак… Почему же вам стало жарко, доктор?

— Дело в том, что это самый больной вопрос — насчет искренности Великанова.

— Подробней, пожалуйста.

— Конечно, я расскажу, я же понимаю, как это важно. Сергей — очень специфический человек. Я бы сказал, что он патологический врун.

— Вот тебе раз, — изумился адвокат.

— Не торопитесь с выводами! Его ложь обычно не имеет какой-то материальной цели. Это его способ находить контакт с внешним миром. Мне кажется, для него все люди — пациенты. Просто реальные и потенциальные. И он заранее ищет к ним ключик. Ничего лично для себя он от этого не получает. Я думаю, посторонний человек поймать его на лжи вряд ли сможет. Если не знать его лично, очень трудно заподозрить что-то такое. Я знаю это, просто поскольку знаю его уже лет шесть-семь и знаком с какими-то фактами его собственной жизни. Я думаю, он мог бы быть уникальным психотерапевтом!..

Малышкин оживился, и Гордеев с неудовольствием предположил, что доктор оседлал любимого конька. Надо его остановить.

— То есть конкретно в суде он всем морочил голову?

— Что вы, я вовсе не это имел в виду! Я хотел сказать, что он в состоянии это сделать.

— Да, — сказал Гордеев, — но он оказался не в состоянии убедить всех в своей невиновности.

— Это правда, — вздохнул Малышкин.

— Я вот только не совсем понял, он лгал или манипулировал людьми?

— Любопытно, что вы это уточнили. С точки зрения психологии ложь и манипуляции являются разными механизмами, правда, преследующими по преимуществу одну и ту же цель — избежать изменения значимых отношений. В случае Сергея все немного иначе. Он действительно скорее не врал, а манипулировал людьми, но как раз для прямо противоположной цели — для изменения отношений с ними. Для завоевания доверия, которое он как врач использовал исключительно в благих целях.