Шаровая молния 3 - Александр Викторович Горохов

И лишь когда всё закончилось, и стоящий на коленях Николай увидел, как по блестящим под лучами пробивающегося сквозь окно солнца влажным, набухшим нижним губам женщины стекает белая мутная капля, до него дошло, что он натворил.

— Прости. У меня с головой что-то случилось…

— За что? — приподняла Галина голову, откинутую на спинку дивана, и открыла глаза.

— Я же тебя фактически изнасиловал.

— У тебя не что-то с головой случилось, а ты самым настоящим образом сошёл с ума. Если бы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты не стал слушать моих женских ломаний, а сделал то, что следовало сделать! — слабо улыбнулась она. — Не совсем так, как мне хотелось, чтобы это случилось, но уж лучше так, чем никак.

— Когда ты снова придёшь? — прощаясь ещё через час, спросила Галя.

— Постараюсь послезавтра вечером. Тёща собиралась поехать с ночёвкой вместе с дочкой к давней подруге. Если ничего сверхсрочного не случится на службе, то у нас с тобой будут вся ночь и половина воскресенья.

— На половину воскресенья можешь даже не рассчитывать: Колька в выходной день очень рано просыпается. В обычные дни его не добудишься, чтобы в садик отвести, а как воскресенье, так подскакивает раньше меня. Но я постараюсь что-нибудь придумать.

Да уж, зрелая женщина, знающая, что ей нужно от мужчины, и что мужчине нужно от неё — это не робкая, хоть и импульсивная молоденькая Роза, первой после гибели Киры разделившая с ним постель и вовсе не думавшая при этом о том, что будет с ней потом.

К счастью, и на службе ничего не случилось, и Анастасия Кирилловна, которую Демьянову совершенно не хотелось смущать тем, что её вдовый зять принялся «налаживать половую жизнь», уехала вместе с Валечкой в гости к Лосевым.

Конечно, времена вовсе не те, когда внебрачные связи считаются чем-то не выходящим за рамки обыденности. Но и чрезвычайно аморального, требующего осуждения обществом или даже партийной организацией, в этом нет: вдовец и вдова — это совсем не одно и то же, когда кто-то (или оба) связаны узами брака. Да и мало ли среди современных партийных, государственных и военных деятелей тех, кто живёт гражданским браком? Вон, тот же Эйтингон, у которого, как слышал по радио Николай, покушение на германского посла в Турции провалилось, как и в другой версии истории, когда вернётся из командировки, будет жить с белокурой красавицей-парашютисткой по имени Муза (а вот фамилию забыл напрочь!) «нерасписанным». Вот и потерпят блюстители морали то, что майор госбезопасности-вдовец наведывается к вдовой матери двухлетнего карапуза.

20

Личные дела личными делами, а забот по службе в Группе Уполномоченных Председателя ГКО никто не отменял. И тёща, вернувшаяся от матери Олега Лосева принесла весточку от изобретателя транзисторов. Не прообраза транзисторов, каковым он был известен в мире, из которого Николай попал в 1938 год, а самых настоящих «кристаллических триодов», как их именуют в документах этой поры. Причём, обоих видов транзисторов — и «обыкновенных», биполярных, и полевых. Чего хотел от Николая Олег Владимирович, она не знала: всё-таки и сын «матеньки» тоже был человеком «секретным».

— Очень просил, чтобы вы приехали в его лабораторию.

Чёртова скромность Лосева, которая его в иной истории свела в могилу! Ведь мог бы и позвонить Николаю на службу, а не пользоваться услугами подруги матери.

А вмешательство Уполномоченного ГКО, как оказалось, действительно требовалось. Одним из мест, куда начали приезжать ленинградские комсомольцы, направленные секретарём горкома и обкома Всеволодом Ивановым, была и лаборатория Лосева. Точнее, уже целый институт Лосева, в котором имелось целых четыре лаборатории. Одна — занимающаяся разработкой новых видов полупроводниковых приборов, вторая — применением транзисторов в авиационных боеприпасах (пока что только в их дистанционных взрывателях), третья — в радиостанциях и радиоприёмниках, а четвёртая — конструирующая приборы управления «для нужд Королёва». Пока этих «пионеров и школьников» (на самом деле — подростков от 14 до 17 лет) размещали непосредственно в кабинетах, превращавшихся на ночь в «комнаты общежития». И вопрос расселения ребят, многие из которых даже школу не закончили, требовалось срочно решать. Только вот фантастически мягкий и «непробивной» учёный оказался совершенно не готов к препирательствам с чиновниками, во все века отлично владевшими искусством «спихотехники» — спихивания со своих плеч забот всевозможных просителей.

В общем, открывать ногой двери кабинетов районного начальства и трясти мандатом за подписью самого Сталина, чтобы ребятам нашлось место под жильё в изрядно опустевшей Москве (перед глазами Демьянова «пробегала» информация, что с начала осени прошлого года из столицы уехало без малого миллион человек), пришлось майору. А заодно добиваться площадей для расширения «хозяйства Лосева», о присвоении которому статуса научно-исследовательского института Демьянов направил письмо в наркомат связи, Пересыпкину.

Эта эпопея натолкнула Николая на мысль о том, что подобная ситуация может складываться и в Куйбышеве, куда направлялась основная масса ленинградцев. Постановление Совнаркома принято о «комсомольском призыве» юных радиолюбителей, а вовсе не об обеспечении их местами проживания и обучения. А если учесть, что, в отличие от опустевшей Москвы, «запасная столица» теперь переполнена эвакуированными… В общем, надо ехать и туда.

Но отъезд пришлось отложить: от Сталина затребовали информационную записку о том, что Демьянов помнит о действиях немецких войск в кампании 1942 года.

Что помнит? Харьковскую катастрофу мая 1942 года, переросшую в прорыв к Воронежу и Сталинграду. Советские военачальники увлеклись движением на запад, в направлении Днепропетровска, и получили фланговые удары, срезавшие Барвенковский выступ. После чего ослабленный потерями Южный фронт не сумел сдержать наступление немцев, был сбит с «Миус-фронта» и вместе с Юго-Западным фронтом покатился на восток. Сначала к Дону, а потом и к Волге.

Это было обусловлено и массированной дезинформационной кампанией, направленной на создание у советского руководства мнения о том, что направлением главного удара летней кампании 1942 года снова станет Московское. Для чего Гитлер категорически запретил снимать войска с него, скрытно наращивая группировку для удара на юге. Целью операции, названной «План Блау», он определил захват нефтяных промыслов в районе Грозного и бакинской нефти. Ещё раньше следовало достичь Волги, чтобы перерезать снабжение Красной Армии нефтепродуктами по данной водной магистрали.

Здраво поразмыслив и вспомнив о предпосылках успешной реализации «Плана Блау», Демьянов вписал в документ и информацию о том, что наступление на юге стало возможным после окончательной очистки Крыма от советских войск. Немцы всерьёз опасались удара в тыл с полуострова, и поэтому приложили максимум усилий для того, чтобы ликвидировать Крымский фронт