Страх (сборник) - Эдуард Хруцкий

– У убитого Андреева найден ресторанный счет. Платил по нему некто Стукалин. Работает он начальником пошивочного цеха в артели. Адрес его установлен. Ресторанный счет лежал между купюрами. Андреев берег для пижонства.

– Умозаключения?

– Нет, факт. Задержанная Зацепина показала, что он хвастался этой бумажкой, рассказывал, как крупно гуляет в Москве. Я думаю так. Ребятишки эти распотрошили человека, связанного с Греком. Возможно, у него Грек хранил награбленное.

Зазвонил телефон. Начальник поднял трубку:

– Да… У меня… Так… Так… Молодец, Никитин. Оформи все, как надо.

Начальник положил трубку. Помолчал.

– А ты прав оказался, Иван. Среди вещей, найденных в доме у Зацепиной, потерпевшие свои определили. Значит, точно Грек с этими разгонщиками счеты сводил. Что по Терехову?

– Соседка видела его с человеком, очень похожим по приметам на Сеню Разлуку, я у нужных людей справки навел. Сеня от дел отошел, теперь только в картишки кидает.

– Он, кажется, инвалид?

– Да, потерял здоровье на лесоповале. Я сегодня облаву по всем «мельницам»[7]проведу. Люди нужны.

– Бери Лялина и Евдокимова. Милиционеров дам. А кто Греком занимается?

– Муравьев. Всю ночь за ним по Москве шустрил.

– Эх, Ваня, наивный ты человек. Ребята доложили мне, что, когда ты на Грохольском постреливал, капитан Муравьев уехал в неизвестном направлении на ЗИС-101.

– Не может быть!

– Может, Ваня. Может. К другой жизни наш лучший опер прислонился.

* * *

Данилов вышел из кабинета начальника в некоем смятении чувств. Поведение Муравьева никак не укладывалось в то представление о нем, которое сформировалось за четыре года весьма нелегкой работы.

Данилов думал об этом, шагая по темноватому коридору, обклеенному плакатами, призывавшими записываться добровольцами, экономить электроэнергию, сдавать средства в Фонд обороны.

У дверей своего кабинета он увидел Муравьева. Игорь шел ему навстречу.

– Здравствуйте, Иван Александрович, – улыбнулся Муравьев.

– Здравствуй, Игорь.

– Я, Иван Александрович, вчера занялся Греком, а тут тесть позвонил, сказал, что матери плохо. Вас не было, я и поехал…

– Что с мамой? – забеспокоился Данилов.

– Сердце.

– Она где?

– В больницу отвезли, – печально ответил Муравьев.

Он почти не кривил душой, мать действительно забрали в больницу с сердечным приступом три дня назад.

– Ты у нее будешь? – поинтересовался Данилов.

– Конечно.

– От меня привет. Что с Греком?

– Пока глухо. На квартире своей не появлялся. Ленка Фадина, любовница его, в тюрьме, но соседка говорила, что неделю назад человек, похожий на Грека, появлялся. Отрабатываем контакты.

– Давай, Игорь. Нажимай. Пусть агентура побегает. Грека нужно взять как можно скорее. Он еще одного человека убил. Сегодня ночью я буду проводить городское мероприятие по всем картежным притонам. Ты не участвуешь, работаешь по Греку.

Он ехал в райотдел, на территории которого находился цех Стукалина. У местных оперов там были достаточно твердые агентурные позиции, поэтому Сергей рассчитывал почерпнуть нечто интересное о шикарном кавалере Сергее Семеновиче Стукалине.

В кабинете замначальника розыска было прохладно и сумрачно. Окна выходили во двор, заросший деревьями. Замначальника Толя Агафонов раньше работал в МУРе, в отделе по квартирным кражам. Его перевели в район на повышение, а главное, «на земле» ему обещали улучшить жилищные условия.

Формулировка эта, предельно казенная, выдуманная в глубинах безграмотного чиновничьего аппарата, постоянно возникала на любом совещании.

Агафонов поил Белова американским сгущенным кофе и угощал забытыми бубликами.

Толя аккуратно разрезал бублик, мазал его лярдом и протягивал Сергею.

– Ты ешь, Белов. Вы там в управлении оголодали совсем. У нас, «на земле», кое-какие возможности есть.

Он с радостью смотрел, с каким аппетитом уписывает угощение Белов.

– Ты, Сережа, – продолжал Агафонов, – переходи к нам. Чего тебе по всему городу бегать. Район у нас покойный, пролетарский, местное ворье на своих улицах не ворует.

– Спасибо, Толя, – Сергей поставил стакан, – не отпустит меня Данилов, война закончится, я вообще из милиции уйду.

– В адвокаты? – засмеялся Агафонов.

– Не знаю еще.

– А мне без милиции не жизнь. Я в юршколу поступлю в этом году, розыск для меня все. Вот, – Агафонов положил перед Беловым две папки, – здесь все донесения по твоему клиенту. Хочешь с агентом встретиться? Правда, это запрещено, но что для друга не сделаешь.

– Спасибо, Толя. Я лучше их писульки почитаю.

Агафонов ушел, а Белов погрузился в пучину безграмотных агентурных донесений. Бедный русский язык! Если бы когда-нибудь было возможно опубликовать все эти перлы, люди бы от души посмеялись.

Но Белову было не до смеха. Два опытных агента работали в цехе Стукалина и ничего, кроме мелочей, не могли накопать. Вот таким честным тружеником и законопослушным гражданином был Сергей Стукалин.

– Толя, – попросил Сергей Агафонова, – вот две фотографии.

Агафонов взял, посмотрел:

– Это же Ленька Грек.

– Точно.

– А второй труп.

– Его вчера Данилов завалил.

– Что надо делать?

– Пусть твои люди поспрошают в цехе у Стукалина, не появлялись ли там эти персонажи.

– Сделаем.

Верный человек шепнул ему, что о Греке надо Кота расспросить. Сашка Кот, в миру Александр Гаврилович Котов, когда-то был лихим вором-домушником. В тридцать девятом, после очередной отсидки, завязал, выучился на часового мастера и стал известным московским часовщиком.

Приводил в порядок любые, даже самые уникальные, механизмы.

К нему, словно к врачу, загодя записывались в очередь известные артисты, писатели, крупные чиновники.

Эти заказы он выполнял дома. А официально Котов работал в артели «Ремчас» и имел маленькую мастерскую на Большой Грузинской.

Хотя с прошлым Сашка Кот порвал, но авторитетом в уголовных кругах пользовался незыблемым.

Многие уголовные ниточки начинались или заканчивались в этой мастерской.