Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова

– Что?! Ты – совсем офанарел? – Она отвернулась и надулась.

Пришлось какое-то время болтаться из комнаты в кухню, пить чай, проверять почту и в конце концов все-таки попросить у Вики прощения. Нет, а что еще я должен быть подумать?! Марго внезапно исчезает, тетка, которая ходит к ней на макияж и укладки, заявляет, мол, и поделом.

– Я просто редко ошибаюсь в людях, – вздохнула Виктория. – И да, еще момент: приличная девушка и эта куртка с шапкой a la gondon, – она сказала «гондон» в нос, – вещи несовместные, как гений и злодейство. Купи пальто, нормальные джинсы и шляпу с маленькими полями.

Я попытался представить себе большой океан с прозрачной голубой водой, чтобы немного успокоиться.

– Ты в словах не ошибаешься, а в чувствах – на каждом шагу, – возразил я. Вика тут же парировала, как будто ждала лишь возможности привести этот аргумент:

– Для чувств есть психолингвистика и анализ биофизиологических реакций. Например, сильные эмоции радости, гнева, отвращения, тоски лучше всего определять по углу поднятия рта. Особенно если их пытаются скрывать. Ничего сложного. Марго не твой вариант. Просто расслабься и прими это как плохую погоду.

Ничего сложного. Просто расслабься. Иногда моя тетка просто невыносима.

* * *

– Ау! Эй! Ты еще не спишь? – Меня разбудил голос Вики, точнее говоря, не только голос. К звуку прилагалось и физическое воздействие.

– Какого черта? – Я попытался натянуть одеяло обратно, но Вика крепко вцепилась в него с другого конца. – Для такого поведения ты, как минимум, должна была обнаружить труп!

Все-таки я вылез из постели и проследовал за теткой в ее комнату.

– Вот, смотри сюда! – Вика показала пальцем на фото в одной из газет. И встала напротив с видом торжествующей истины, ожидая моей реакции.

Лица на фотографии были мне знакомы. Одно принадлежало Карнавалову, второе – Шкурко. Обладатели лиц стояли в обнимку и радостно улыбались на камеру. Оба казались чуть менее толстыми, чем были сегодня на банкете. Ничего примечательного я на фото не обнаружил.

– В этой статье рассказывается о том, что десять лет назад Карнавалов уже имел опыт управления предприятием. Тогда он возглавлял завод по производству силикатного кирпича, но своим бестолковым руководством и воровством полностью обанкротил предприятие. После этого, прихватив команду своих подельников, в числе которых был и его лепший друг Шкурко, благополучно пересел в кресло руководителя «Русского минерала», – провозгласила Виктория.

– И что? – Я был зол и не старался этого скрыть. – Вика, если ты не отыщешь сейчас достаточно весомой причины, по которой ты разбудила меня пьяного посреди ночи, я… заблокирую твой аккаунт на Грамота.ру.

Мое предупреждение ее только развеселило. С другой стороны, чем еще я мог бы пригрозить? Не разговаривать с ней? Боюсь, моя тетка попросту этого не заметит. Она сама молчала целыми днями, не испытывая никакого дискомфорта. Подмешать ей в еду немного рыбы? Подло. Оставалось отлучение от научного сообщества.

Вика сунула мне под нос чашку кофе, на котором во многом держался и ее собственный энтузиазм.

– А теперь смотри. Опа! – С видом фокусника, разоблачающего свой главный номер, Вика протянула мне другую газету. Там была та же самая фотография Карнавалова с его замом и… опровержение информации о разорении кирпичного завода.

– Не понимаю. – Я и правда не мог сообразить: голова болела так, как будто я закусил зубами оголенный провод.

– Это значит, что Жильцов просто-напросто сочинил про разорение завода! – воскликнула Вика, и ее слова отдались в голове новой волной боли.

– Ради этого ты меня подняла? Вика, я тебя сейчас прикончу, – сказал я, пытаясь вернуться в постель, но она перегородила путь и практически силой усадила на свой диван.

– После этого суда Жильцову пришлось извиняться за глаголы «воровать», «заныкать» и существительные «плут», «мошенник» и «склочник» в адрес Карнавалова, – продолжала тетка, словно не слышала меня, и это было как в пьесе абсурда: все что-то говорят, никто ничего не понимает.

Я точно не понимал. Взглянув еще раз на жирные морды руководителей «Русского минерала», которые напоминали кота Толстосума в диснеевских мультиках, я подумал о том, что слова вроде «плут» и «заныкать» сами приходят на ум от одного только вида этих двоих. И что тут срочного или важного?

– Тебе не кажется странным, что профсоюзники все как один образцово хорошие, а администрация – с точностью до наоборот, образцово плохая? – продолжала Вика, не обращая внимания на мое состояние.

– Профсоюзники – люди, – пожал плечами я. – Просто люди, обычные рабочие, и они кричат о несправедливости так, как могут. Может быть, они не всегда догоняют, что нельзя в газете назвать человека вором, если нет соответствующего решения суда. Но ведь и так все знают, что Карнавалов – вор.

– Откуда? – спросила Вика совершенно серьезно. – Откуда ты знаешь, что Карнавалов – вор?

– Господи, ты опять начинаешь! Я понимаю, что ты чемпион по придиранию к словам, тебя не переиграть. Поэтому тебя и наняли. Но, если смотреть правде в глаза… Ты глянь на эти рожи, на их молодых трофейных жен с надутыми губами и сиськами, на эти банкеты для избранных, на их часы Rolex, на машины у входа, жранину эту на столах, на Игоря Курчатова в ресторане… Сколько все это стоит? А эта их черная касса, вторая бухгалтерия?

– Кстати, о бухгалтерии… – Тетка медленно подняла на меня глаза от своих газет, как поднимается со дна океана подводная лодка. – Я смотрю, ты проснулся, и мы начинаем потихонечку подбираться к трупу.

– Что?

– Ну ты же хотел труп. Так он есть.

Я совершенно ошалел от удивления. На меня смотрело отощавшее красноглазое лицо моей родственницы, которая смыла остатки нарисованной свежести майской розы и снова превратилась в царевну – загнанную клячу. Несла эта несчастная царевна какую-то откровенную пургу.

– Труп? – недоверчиво переспросил я.

– Да, труп. Появился наконец, – заметила Вика на удивление равнодушно. – Но сначала давай кое-что посчитаем.

– Посчитаем?

– Точно. Трупы на голом месте не появляются – надо удостовериться, что мы на верном пути. Не зря же говорят «вычислить, кому выгодно». Язык не врет, давай считать. Итак, ты уверен, что Карнавалов вор, а профсоюз – бескорыстный борец за права работников, – снова заговорила Виктория, поднялась и уселась прямо на пол, по-турецки подвернув ноги. – Допустим. Но есть одно «но». Профсоюз и газета – вещи дорогие. И у меня только один вопрос: откуда деньги?

У меня тоже был только один вопрос: кого убили, чей труп? Однако, глядя в горящие сухим азартным блеском глаза Вики, я понял, что нет никакого смысла стараться грести против течения.

– Что значит дорогие?

– Ну смотри, судя по частоте выпусков газеты и по количеству судов, народ там работает на полный рабочий день. Так?