Нелидова. Камер-Фрейлина императрицы - Нина Молева

— Меня интересуют последние.

— Я менее знаком с ними и всё же знаю, что девицы простых сословий получают здесь первоначальные представления о литературе, истории, географии, узнают свой родной язык, учатся различным рукоделиям. Но, пожалуй, главное не в этом — они получают приданое в виде свободы для своего мужа, если он находится в крепостном состоянии.

— Ничего не могу с собой поделать, князь, но меня коробит от каждого упоминания о рабстве, которое мы воспринимаем с таким спокойствием! Вы — человек образованнейший и гуманнейший!

— Что вы предлагаете, Дидро? Отменить крепостное состояние во всей России? Но вы не отдаёте себе отчёта в экономических последствиях этого благородного, как вы считаете, дела. Те же крестьяне окажутся разорёнными, не говоря о дворянстве, которое организует экономическую жизнь страны, и о великом множестве дворовых, которые превратятся в нищих.

— Что значит — дворовых?

— Если хотите, слуг, состоящих при своём господине. В России, вы сами увидите, их принято держать великое множество, потому что они должны обеспечить все нужды своего хозяина — от завивки волос, убранства покоев, ведения дел, сопровождения экипажей и бог весть ещё каких потребностей.

— Почему же им при их умении может грозить нищета?

— Потому что умение это очень относительно и находит чаще всего своё применение в заброшенных в глухие уголки провинции поместьях. И ещё потому, что, застигнутые старостью, эти люди останутся без пропитания, тогда как владелец обязан их содержать и кормить до самой смерти и при любой болезни.

— Вы хотите сказать — в который раз! — что раб может благословлять свою судьбу.

— Почему же, он может её проклинать, тяготиться ею, но он не способен отдавать себе отчёт в том, с какими тяготами и лишениями связана его свобода.

— Князь! Возможно, это можно оспаривать, но мне кажется, лучше голодная смерть на свободе, чем рабское существование в сытости.

— Дорогой Дидро, боюсь, большая часть человечества не разделит ваших убеждений. К тому же понятие рабства, как вы его называете, очень относительно и в другом виде оно существует и во Франции.

— Рабство во Франции! Что же вы подразумеваете под ним?

— Согласитесь, Дидро, пока человек будет зависеть от денег и государства, он будет оставаться в состоянии рабства, не так ли? Истинная свобода была бы только тогда, когда человек зависел исключительно от плодов своего труда, но в цивилизованном обществе эта первобытная идиллия уже невозможна. Да и можно ли назвать её идиллией?

— Кажется, мы затронули тему, которую невозможно исчерпать. Между тем наши образованные женщины остались забытыми. О мещанском сословии вы сказали. Как же обстоит дело с дворянками? Они происходят из привилегированных семей?

— Из семей, находящихся в затруднённых материальных обстоятельствах. Состоятельные фамилии никогда не согласятся отослать дочерей в какое бы то ни было учреждение. Россия в этом смысле очень консервативна.

— Сама по себе идея правильно организованного просвещения...

— Ничего для них не значит.

— Итак, питомник для бедных. А на что же могут рассчитывать эти девицы по окончании института?

— Прежде всего первого выпуска ещё не было. К тому же, полагаю, он так или иначе останется при дворе, и уж во всяком случае девицы, находящиеся под покровительством самой императрицы, устроят свою судьбу.

— Или займут придворные должности.

— Впрочем, таких совсем немного.

— Или найдут мужей.

— Это скорее всего.

— Они не станут работать?

— Как работать? Что вы имеете в виду, Дидро?

— Места учительниц, воспитательниц.

— Нет, таких разговоров при дворе мне не приходилось слышать.

— Бедное просвещение. Но спишем и это обстоятельство за счёт необычных российских условий. Пока расскажите хотя бы, как воспитываются эти девочки. Мои попытки расширить круг образовательной программы, кажется, потерпели неудачу.

— Теперь мне остаётся обратиться к вам с вопросом — что вы имеете в виду?

— В одном из писем я рекомендовал императрице расширить круг естественных наук за счёт введения предмета анатомии и физиологии.

— Для девиц? Дидро, я начинаю удивляться вам!

— Что же в этом такого невероятного? Почему женщины, и притом будущие матери, не должны сравняться в части этих познаний хотя бы с мужчинами?

— Теоретически это возможно, но на практике — бог мой, воображаю, какое негодование это вызвало бы в России!

— Послушайте, князь, но я нашёл для института благородных девиц и единственного в своём роде преподавателя — женщину-медика, приобретшую известность в части анатомии, девицу Бишрон и прямо назвал государыне её имя.

— И что же, мой друг, вы можете рассказать мне об ответе её императорского величества?

— В том-то и дело, что ответа не последовало, как будто я вообще не затрагивал подобной темы.

— Её императорское величество очень снисходительна к вам, Дидро. Всякий русский на вашем месте лишился бы службы за подобную дерзость.

— Дерзость? Хотя я сам понял неуместность своего предложения и в одном из последующих писем просил императрицу, если моё предложение неуместно, просто о нём забыть.

— И очень правильно сделали, мой друг. Хорошо, что вы не стали тянуть со своим извинением. Оплошность была слишком велика.

— Князь, пощадите! Не хватит всей жизни, чтобы разобраться, что допустимо, а что совершенно недопустимо в России.

— Но вы только что говорили, что уже в совершенстве изучили мою страну!

— Ребячество! Сущее ребячество! Но всё же расскажите, прошу вас, князь, о девочках из столь необычного учебного заведения.

— Я бы на вашем месте, Дидро, был горд, как много ваших советов оказались претворёнными в практику нашего Смольного института. Прежде всего — никакой изнеженности и постоянное общение с природой. Это значит, жизнь и сон в очень прохладных покоях, самая простая пища — мясо и овощи, самое простое питьё — вода и молоко. Обязательные ежедневные прогулки, во время которых проводятся объяснения по ботанике. По секрету мне удалось узнать, что государыня так строга в отношении монастырок, как их у нас называют, что на каждый день они должны ходить в козловых башмаках, что лайковые туфельки им выдаются только по случаю танцев и что они вынуждены пользоваться самой грубой пудрой.

— Вы ждёте, князь, чтобы я сказал, насколько я взволнован? Но всё это лишь нормальные условия воспитания ребёнка — не более.

— Во Франции, может быть, но не в России.

— Но что они узнают о своей будущей жизни?

— Опять-таки немало. Их учат вести домашнее хозяйство, а главное — всё время быть занятыми практическими делами. На одном из десюдепортов института я сам видел аллегорическую сценку с девизом института: «Не будь праздна».