Поэтика детектива - Петр Моисеев

Такая загадка позволяет Биггерсу остаться на территории детектива и придает (наряду с последующими странными событиями) весомость интуиции сыщика. Но идея Биггерса, повторим, описать дело, которое казалось несуществующим, в котором, по видимости, нечего было расследовать. Поэтому загадка «Китайского попугая» козыряет своей незначительностью. Биггерс и предлагает нам загадку, и тут же подчеркивает, что это загадочное происшествие вроде бы совершенный пустяк. Для этого у писателя есть верное средство. Символом значительности загадки в детективе, как известно, часто выступает наличие трупа. Само по себе «убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами», безусловно, ни в коей мере не является сюжетом для детектива; оно требует наличия дополнительных (а на самом деле – основных) обстоятельств, которые сделают это убийство необъяснимым. Но вместе с тем убийство служит, повторимся, опознавательным знаком: вот она, настоящая загадка, все, что было до сих пор, – экспозиция, все, что начнется теперь, будет направлено на распутывание загадки. Есть труп – значит, детектив начался.

Биггерс, отказываясь начинать детектив с обнаружения трупа, всем загадочным событиям придает статус мелких и несерьезных, тем самым действительно создавая эффект перевернутой схемы. Но при внимательном чтении становится очевидно, что схема осталась та же: в основе «Китайского попугая» лежит все та же старая добрая детективная загадка. Однако эффект новизны достигнут; в рамках канона возникла новая вариация. Вариация эта тем более остроумна, что отсутствие трупа в первых главах, нарочитая незначительность загадки может показаться читателю самоцелью: вот такой Биггерс оригинальный человек. Между тем в данном случае отсутствие трупа – это не только способ поэкспериментировать; оно, как становится ясно из разгадки, с необходимостью вытекает из самого развития сюжета.

Еще раз подчеркнем, что в данном случае переворачивание схемы является не столь радикальным, каким может показаться на первый взгляд. Так или иначе, и у Биггерса (как и у По – автора «Тайны Мари Роже») оказалось мало последователей. Возможно, дело в том, что, пойдя по этому пути, очень трудно соблюсти ту золотую середину, о которой шла речь: написать именно детектив, но такой, который будет начинаться с «пустяков».

Стоит упомянуть писателей, которые использовали принцип переворачивания жанровой схемы неоднократно: супругов Джорджа и Маргарет Коул. При этом, как мы уже упоминали, авторы, о которых идет речь в этой главе, отталкивались от разных особенностей детектива, по-разному видели схему, которую можно обыграть. Особенность творчества Коулов в том, что они неоднократно переворачивали одну и ту же схему.

В романе «Корпоративное убийство» (1935) эксперимент, поставленный авторами, принял, наверное, самую радикальную форму; зато и суть эксперимента стала предельно очевидна. Убийство происходит практически на глазах у читателя; мы видим последние минуты жизни жертвы; видим, с кем разговаривал убитый; слышим, как раздается выстрел; видим, как падает на пол револьвер. Замысел авторов в том, чтобы показать читателю – но не сразу, а уже ближе к концу романа – ошибочность наших представлений о том, что произошло. Мы, казалось бы, видели все – и не видели ничего. Замысел интересный; и можно понять авторов, которые откладывают свой главный сюрприз – раскрой они его сразу, дальше роман можно будет уже заканчивать. Однако тут же кроется и ошибка Коулов: если им действительно хорошо удастся обмануть читателя… то он может просто бросить роман на середине – зачем читать дальше, если для меня в этом романе нет никаких сюрпризов?

Как и в случае с экспериментами По, Кристи и Биггерса, стоит поставить вопрос: можно ли вообще назвать такое произведение детективом? В случае с По у нас еще оставались сомнения, несмотря даже на малоудовлетворительный результат его эксперимента; в случае с Кристи сомнения остаются, несмотря на то что «Свидетель обвинения» – подлинный шедевр. В случае «Корпоративного убийства» сомнений практически нет: перед нами не детектив, а, скорее, очень большая новелла. Именно поэтому здесь не так важно, кто окажется настоящим убийцей. В подлинном детективе это невозможно: личность преступника должна уложиться в определенную причинно-следственную цепочку, должна согласоваться – по возможности идеально согласоваться – со всеми прочими относящимися к делу фактами. У Коулов нет загадки, а есть характерный для новеллы неожиданный поворот (пуант); когда он осуществлен, уже не так важно, что будет дальше.

Однако у детективиста есть дополнительные обязательства по сравнению с новеллистом: мы заранее знаем, что детективист будет нас обманывать, и жаждем быть обманутыми. Мы должны все время испытывать уверенность, что у автора кое-что припрятано в рукаве. Именно поэтому, подчеркнем, есть опасность, что «Корпоративное убийство» останется недочитанным многими любителями жанра.

Вместе с тем самим Коулам такой подход казался, видимо, плодотворным. И, надо признать, когда они отошли от крайностей «Корпоративного убийства» (а воспроизводить один и тот же прием без малейших изменений, разумеется, бессмысленно), то достигли определенных успехов.

К таким успехам, безусловно, можно отнести роман «Братья Сэквилл» (1936), написанный всего через год после «Корпоративного убийства». Как и в предыдущем случае, авторы создают у читателя впечатление, что разгадка абсолютно очевидна. Налицо два брата – богатый и бедный. Все указывает на то, что один из них убил другого. В этот раз Коулы не заходят так далеко, чтобы сделать нас очевидцами убийства; но и предложить другое объяснение произошедшего мы не можем: мы знаем, что свидание между братьями действительно было назначено; мы не видим других подозреваемых; косвенные улики также указывают на одного-единственного человека.

По сути, авторы пытаются поставить читателя не в положение Ватсона, который видит загадку, но не в состоянии ее разгадать, а в положение Лестрейда, который загадки просто не видит.

И все же у «Братьев Сэквилл» есть ряд достоинств, которыми не обладает «Корпоративное убийство» и которые позволяют назвать этот роман одной из больших удач супругов Коул.

Во-первых, поскольку убийство не происходит здесь у нас на глазах, нет и уверенности, что кажущееся очевидным объяснение правильно. А поскольку убийство происходит практически в начале романа, надежда на то, что его можно будет увидеть под другим углом зрения, крепнет с каждой главой.

Во-вторых, в «Корпоративном убийстве» главный сюрприз не был связан со всей интригой. Как мы уже упоминали, убийцей там мог оказаться кто угодно. Интрига «Братьев Сэквилл» цельная, логичная, последовательно распутываемая и оставляет чувство удовлетворения.

В романе «Греческая трагедия» (1939) Коулы сохраняют верность понравившемуся приему: внушить читателю уверенность, что он уже знает все об убийстве, а затем показать, что мы неправильно истолковывали виденное. Результат, пожалуй, более удачный, чем в «Корпоративном убийстве», но гораздо менее удачный, чем в «Братьях Сэквилл». В «Корпоративном убийстве» мы принимаем свидетеля за убийцу. В «Греческой трагедии» мы всю тяжесть вины возлагаем на наименее виновного. Возможно, сомнительный выбор авторами кандидатуры на роль главного злодея объясняется тем, что здесь – как и в «Корпоративном убийстве» – не так важно, кто именно им окажется: главная идея романа в том, что убийство происходило «поэтапно» и замешанными в нем оказались несколько человек. Однако читатель, который не понял этой идеи, может быть сильно разочарован. Вместе с тем, в отличие от «Братьев Сэквилл», которых интересно читать от начала и до конца, «Греческой трагедии» сильно вредит затянутая экспозиция, составляющая чуть не треть романа.