Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы - Диана Кирсанова

– Я? Я не знаю, – повторил Валька Аннины слова.

– А я не верю!

– Ариш… – Он положил руку ей на локоть. – Ты только не обижайся, но… верим мы или не верим… сделать-то ничего нельзя! Ничего! Милиция разберется, – добавил он без особой, впрочем, надежды.

– А я не верю! – прошептала Арька упрямо.

И чертовы слезы закапали прямо в мороженое.

Они бродили по Москве до самого вечера. Валька включил дурака на полную мощность и, корча рожи, преувеличенно громко похохатывая, размахивая руками так, что даже задевал прохожих, травил бесконечные байки. Все его рассказики и анекдотцы пролетали у Арьки мимо ушей. И в то же время в ней крепло раздражение. Она понимала, прекрасно понимала, что Валька старается ради нее же, но видеть его ужимки было досадно до брезгливости!

Думала Арька совсем о другом. О другом она думала!

Но Валька не хотел, чтобы Арина думала именно об этом! Потому что как только замечал, что у нее опять начинает пухнуть нос, брал ее за руку и с ослиным упрямством вел в первое попавшееся кафе-мороженое. К вечеру этого мороженого она наелась столько, что от нее вполне можно было откалывать кубики льда для шампанского.

– Все! – сказала Арька наконец где-то в районе Речного вокзала. – Спасибо. Будем считать, что вечер состоялся. А теперь приличным девушкам пора домой. Папенька волнуется.

Вообще-то она не хотела так ерничать, как-то само собой получилось. Просто у Арьки созрел план.

– Домой? – опешил Валька.

– Конечно! Восьмой час на дворе. Погуляли, и хватит…

Он еще пытался что-то сказать, но она поднялась на цыпочки и быстро чмокнула его куда-то в район уха.

– Пока-пока! – сказала она беспечно, отступая к восклицательным знакам фонарей, которые уже начали прорезать сгустившуюся темень. – Не провожай меня – тебе далеко добираться! Пока! Пока! До завтра!

И включила спринтерскую скорость, оставив Вальку с открытым ртом и вытаращенными глазами прямо посреди дороги.

«Сделать ничего нельзя, сделать ничего нельзя…» Быстро ты сдался! – думала Арина, выбирая закоулки потемнее. – Погоди-погоди, перестраховщик несчастный, я тебе докажу… И не тебе одному – всем докажу! Анна не виновата, не виновата, не виновата! Что хотите мне говорите – она не виновата…»

Убедившись, что Валька за ней не последовал, а если и последовал, то не догнал, она стала красться в сторону кишащего машинами Ленинградского шоссе. Надо было поймать попутку, такси или частника.

Конечно, дороги Москвы сейчас забиты, как засорившаяся канализация. Был огромный риск застрять в многочасовой пробке, но – подземку к Куркино еще не проложили, а Арьке хотелось во что бы то ни стало обогнать Вальку! Если он увидит ее возле своего дома – весь замысел может полететь к чертовой матери. Валька просто положит руки ей на плечи, заглянет в глаза и… и… и ничего у нее не получится!

А Арина во что бы то ни стало хотела прокрасться на место преступления. То есть в квартиру № 288 хорошо известного ей дома.

Во-первых, надо было осмотреться и наверняка найти что-нибудь из того, что пропустили эти тупоголовые следователи, во-вторых – изъять из почтового ящика приглашение на отцовскую выставку.

Уж что-что, а с выставкой придется немного повременить.

* * *

Частник попался пожилой и, к Арининой досаде, ужасно разговорчивый. Слова из-под его густых усов сыпались, как горох из драного мешка. Арька, конечно, думала о своем, но все равно не могла не слышать этого дробота:

– Профукали Россию, ротозеи! Растащили по углам! Я еще в девяностом говорил: взять всех этих павловых, гайдаров, черномырдиных, чубайсов, тулеевых, посадить в мешок из-под картошки, потрясти там, чтобы уплотнились как следует, потом веревкой пеньковой перевязать потуже, на пять-шесть оборотов – и в прорубь!!! Которая поглубже да подальше! Вот тогда зажили бы!

«Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами или парикмахерами», – подумалось Арине не без ехидства. Но вообще-то сейчас она находилась не в том состоянии, чтобы обсуждать целесообразность предлагаемых водителем политических реформ. За окнами машины было уже совсем темно, и от этого задуманное мероприятие приобретало рискованные очертания.

Минут через сорок они уже катили по ухабам Куркино, и Арька даже ногами сучила от нетерпения. И когда раздолбанный «жигуленок» остановился у нужного дома, высыпала водителю на колени все содержимое своего кошелька (месячная стипендия плюс еженедельная отцовская дотация) и от нетерпения так хлопнула тугой дверцей, что хозяин крякнул.

Быстрей! Вот сюда, в Аннин подъезд, пока ее не заметили и не опознали вездесущие соседки!

Впрочем, во дворе так темно, что они не опознают. Подъездная дверь вздрогнула Арине навстречу, едва не огрев мощной створкой по хрупкому лбу; кто-то неторопливо вышел из подъезда и, насвистывая, направился в сумрак двора, уверенно обходя впадины и рытвины новостройки – она слышала легкие шаги, звук которых вскоре растворился вслед за их обладателем. Все. Теперь пора и ей!

Пролет. Еще пролет. Ступени. Прежде чем ступить, их приходится нашаривать ногой. На площадке четвертого этажа тускло мерцает подвешенная к потолку лампочка, пятый этаж – тёмен, шестой тоже погружен во тьму… Все-таки Арька не рассчитала скорость – в боку закололо. Ничего, осталось немного, совсем чуть-чуть…

Восьмой этаж – площадка тоже освещена, жильцы не поскупились на киловатты… А вот на девятом, куда ей надо, по-прежнему мрак кромешный… Ах да, у них же перегорело электричество!

Черт!!! Арина все-таки оступилась и едва не сломала себе шею о каменные ступени. Проход к 288-й квартире был загроможден огромным мешком, который чья-то дурная голова бросила прямо посредине лестничной площадки. Из-под мешка вытекала какая-то жидкость, она образовала уже целую лужицу, и каменный пол был совсем скользкий. В последний момент уцепившись обеими руками за перила и тем самым удержав равновесие, Арька не выдержала и злобно ударила по тюку ногой.

…И чуть не потеряла сознание от испуга. Ответом ей был сдавленный мужской стон!

Аня, прости меня! Я не хотел этого! Я не хотел, не хотел, я даже подумать не мог, что тебя могут арестовать, Анюта!

Всю ночь я бродил по городу, не в силах отделаться от мысли, что я погубил – не себя, со мной все кончено уже давно, в тот самый день, когда ты отказалась от меня, – я погубил тебя!

Тебя!

Потому что, даже если я признаюсь, что это я убил того коротышку (Анюта, ты никогда не смогла бы его полюбить!), – мне не поверят! Мне не поверят, потому что против меня нет никаких улик! Ни одной!

Ни одной улики, которая бы указывала на меня! На меня или на кого другого!

На кого другого…

До утра я просидел на берегу Москвы-реки. Я сидел и грыз ногти. Я искусал себе пальцы в кровь… Мне надо было что-то придумать, обязательно что-нибудь придумать! Ты не должна быть в тюрьме, Анюта! Ты должна быть здесь, со мной!