Секреты скандальной невесты - София Нэш

— Я требую вашего внимания, будьте добры. — Его голос прозвучал, как всегда, командно, с особой силой форсируя каждый слог. По позвоночнику Элизы пробежала волна дрожи.

Эйта захлопнула рот. Элизабет впервые видела, что герцогиня действительно замолчала. Когда вся группа двинулась в сторону лестницы, сверху долетело новое приказание:

— Я прошу о приватном разговоре.

Все остановились, сбитые с толку его просьбой.

— Прошу прощения, — хмыкнул генерал, и на его тонких губах появилась улыбка. — Разумеется, я не против, чтобы ее сопровождала одна из подруг. Приличия должны быть соблюдены. — Миссис Уинтерс?

— Да, разумеется, сэр, — звонко ответила Сара. Элизабет и Сара медленно поднялись по лестнице, слыша позади шепот герцогини:

— Будет подан поднос с чаем и… — Дальше Элизабет не расслышала.

Прикосновение Леланда Пимма, когда он наклонился к ее руке, стоило немалого напряжения, после чего он повел Элизу через украшенную фресками галерею в официальную гостиную этой знаменитой резиденции. Дух герцога Хелстона узнавался в каждой детали этой оформленной в греко-римском стиле, но в то же время весьма элегантной комнаты.

Пимм показал на шезлонг с высокой спинкой и позолоченными змеями, поддерживающими темно-шоколадные подушки. Элиза опустилась на край шезлонга, в то время как генерал вялым, но властным движением руки показал Саре на стоявшее лицом к окну кресло в другом конце этой длинной комнаты, заполненной антиквариатом поколений Хелстонов. Глаза Сары извинились перед подругой.

Он уселся на том же шезлонге, слишком уж близко, чтобы чувствовать себя комфортно.

Он начал тихо. Он всегда так делал.

— Моя дражайшая Элизабет, — сказал он, и его верхняя губа едва шевельнулась при этом. — Я впечатлен вашими усилиями, моя дорогая. Вы не представляете, какое удовольствие я испытываю от хорошей погони.

— Счастлива помочь вам в этом, — напряженно ответила она и заставила себя прямо посмотреть ему в лицо. Неужели она когда-то думала, что он красив? О да. Он был хорошо сложен. Действительно, многих женщин, следовавших за дивизиями Пимма, весьма привлекали его белокурые волосы и голубые глаза. Да, внешность так обманчива. Разглядывая его сейчас, Элиза гадала, что кроется за его полуулыбкой.

— Что? Никаких разговоров? Никаких больше отчаянных игр? Гм… Но вы ведь знаете, что мне всегда очень нравился ваш задор. Хотя я буду настаивать на том, чтобы впредь вы не компрометировали меня поцелуями со всякими мерзавцами. — Он натянуто засмеялся. — Но подозреваю, что, когда мы поженимся, я стану скучать по вашей игривости.

— Вы слишком торопитесь, сэр, — шепотом сказала Элиза. — Я пока что не давала вам своего согласия.

— Не давали? А я подумал, что вы согласны, раз пришли в этот дом.

Элизабет понимала, что лучше не дразнить зверя в открытую. И прикусила губу, чтобы не сболтнуть, что единственной причиной ее появления здесь является понимание того, что он будет преследовать Сару вплоть до появления Элизабет.

Она увидела, что Сара вдруг улыбнулась; ее лицо осветилось лучами солнца, заглянувшего в дальнее окно. Сара пододвинулась ближе к подоконнику и дотронулась до плотных коричневых бархатных штор, отделанных греческим узором.

Элизабет решила отвлечь Леланда Пимма, сыграв на его тщеславии, ибо успехи были излюбленной темой его у разговора.

— Вас можно поздравить, сэр. Насколько мне известно, принц-регент дает в вашу честь бал в Карлтон-Хаусе, где вам будет дарован титул герцога.

Пимм приподнял квадратную челюсть и слегка опустил веки.

— Верно. И вы сможете полюбоваться этой церемонией, поскольку будете рядом со мной, моя дорогая.

Дверь в гостиную распахнулась без всякого предварительного осторожного стука. В комнату вошел мужчина, несущий перед собой громадный поднос с чайным сервизом. Элизабет привстала, преисполненная решимости ему помочь, но увидела, что Леланд Пимм сделал ей знак, чтобы она оставалась на месте. Элизабет уклонилась от прикосновения, но быстро села на место.

— И что мы видим? — с дурным юмором спросил Пимм. — Нас пришел обслужить бастард? Тот самый выродок, который имел наглость поцеловать леди в церкви?

Роуленд Мэннинг, руку которого украшала белоснежная салфетка камчатного полотна, с шиком поставил невероятных размеров поднос на низкий столик, выплеснув лишь несколько капель молока. Всего лишь один бисквит шевельнулся на высочайшей тарелке, стоящей на многоярусной серебряной подставке.

— Вообще-то это она меня поцеловала, — сказал Роуленд, не делая даже призрачной попытки оправдать ее поведение. — Мне ничего не оставалось делать.

Пимм повысил голос:

— Неужели Хелстон не может нанять слуг получше?

Роуленд, не говоря ни слова, подошел к камину, поднял массивное кресло с подголовником так, словно оно весило не более пушинки, и поставил его рядом с Элизабет. Потом сел на край, словно скромный юноша.

— Хелстон может, — ответил Роуленд. — Но, похоже, ему это не приходит в голову. — Роуленд щедро плеснул в чашку чаю и невинно посмотрел на Пимма.

За дверью послышалось шарканье, и Элизабет закусила губу, чтобы не рассмеяться — или не разрыдаться. Ее нервы были напряжены до предела.

Пимм откашлялся.

— Я попрошу вас покинуть нас, Мэннинг. Нам с мисс Ашбертон нужно обсудить нечто весьма личное.

— В самом деле? Очень интересно.

— Черт бы тебя побрал, мужлан! Проваливай отсюда! Ты здесь не нужен!

Роуленд проигнорировал его.

— Сахару, мисс Ашбертон? Или погодите. У нас есть мед — изумительный на вкус. Молока?

— Уходи отсюда, — тихо предупредил Пимм.

— Не терпится, генерал? Не бойтесь, вы следующий. Вы можете использовать это время для того, чтобы решить, предпочитаете ли вы простой бисквит или один из этих, — он с видимым презрением понюхал поднос, — с шоколадом?

— Я не хочу никакого чая, черт побери! — возразил генерал.

— Как вам угодно, — сказал Роуленд. Затем повернулся к Элизабет и выжидательно посмотрел на нее, держа в руке маленький серебряный молочник.

— Молока, пожалуйста, — сказала она. — Сахара не надо.

— Вот как? A я думаю, что вам нужно положить сахар, мисс Ашбертон. Я не забыл вашу любовь к сладкому, например, к имбирному прянику. — Она увидела, как его губы сложились в едва заметную улыбку, когда он положил несколько ложек сахара и передал ей чашку жестом, который явно напоминал женский.

У нее возникло истерическое желание расхохотаться от напряжения, наполнявшего комнату. Роуленд Мэннинг был похож на хамелеона, который подражает действиям великосветской хозяйки. И в то же время его глаза были похожи на глаза черной пантеры в окружении кроликов.