Не доверяй мне секреты - Джулия Корбин

– Ну что ты там застряла? Давай быстрей! – раздраженно кричит Орла. – Роза небось давно уже в лагере, уплетает остатки ветчины.

Я поворачиваюсь к ней:

– Орла… там… я…

Не могу продолжать, голос пропал.

– Что там у тебя? – Она хмурится, смотрит на конец палки. – Это еще что?..

Орла с шумом заходит в воду, мы вдвоем хватаем тело, подтягиваем к берегу и вытаскиваем на сушу. Переворачиваем, и из наших глоток одновременно раздается отчаянный визг. Это Роза. Наша красавица с белокурыми волосами… Роза. Посиневшее лицо раздулось, в волосах водоросли и какие-то щепки.

– Черт, черт, черт… Грейс! Черт побери!

Тело ее жесткое и холодное. Я поворачиваю его на бок, жму на спину, чтобы выдавить из легких воду. Изо рта льется, но совсем немного. Снова кладу на спину и разок ударяю в область сердца. Потом щупаю в нижней части груди и начинаю делать непрямой массаж. Нажимаю на грудную клетку, считая движения… пять, шесть, семь… потом вдуваю воздух ей в рот. Изо рта ее страшно воняет, но мне удается подавить позыв к рвоте.

– Сбегай за мисс Паркин, Орла! – кричу я, задыхаясь. – Нужна ее помощь.

– Грейс! Она же мертвая! – Орла пытается оттащить меня от Розы. – Ты что, не видишь? Она давно умерла.

– Не может быть…

Я морщу лоб, эти слова заставляют меня попятиться, я тру ладони о голые ноги, широко раскрыв глаза, гляжу на Розу, точнее, на то, что от нее осталось. А осталось одно лишь тело. Глаза бесцветные, пустые, в них нет больше ни капельки духа, благодаря которому это тело было Розой. В голове моей совсем пусто, ни единой мысли. Все кажется бессмысленным, и ни одно слово не способно хоть как-то помочь осмыслить ситуацию. Оглядываюсь на Орлу.

Руки и ноги ее дергаются, все тело какое-то кривое.

– Это… – Она хватает себя за волосы и протяжно стонет.

Я накрываю лицо Розы футболкой. Нельзя, чтобы она лежала вот так, с открытыми глазами, и смотрела на происходящее.

– Это все ты… – Орла закрывает ладонью рот. – Это ты…

– Что ты такое говоришь! – в ужасе кричу я.

– Это же ты толкнула ее!

– Что?

– Она была в палатке, когда ты вернулась?

– Не знаю.

– Подумай и вспомни, Грейс. – Глаза Орлы широко раскрыты, взгляд лихорадочный. – Вспоминай.

Я пытаюсь вспомнить. Я не проверила, лежит ли Роза в спальном мешке. Вообще никого не проверила. Мне это и в голову не пришло. Я была слишком расстроена. А потом я вдруг вспоминаю, как Роза стояла ночью за моей спиной и тянула меня за куртку. Как сейчас вижу: я поворачиваюсь к ней, мы стоим вот на этом самом месте. Она пытается мне что-то сказать, но я не могу разобрать ни слова, мне не до нее, я не даю ей повторить.

Я опускаю глаза, гляжу на свои руки. Тяжкий груз ложится мне на сердце.

– Господи! Я же толкнула ее. Я толкнула ее, и она упала.

Орла испускает какой-то стон и длинными шагами начинает мерить берег, спотыкаясь о булыжники, кочки, поросшие травой, один раз чуть не падает, но в последний момент успевает сохранить равновесие.

– Думай, думай, думай, – стучит она кулаком по собственной голове. – Надо срочно придумать, что будем говорить.

А у меня в ушах поет чей-то отчаянный голос: «Она мертвая… она мертвая…»

До меня доходит вся чудовищность этих слов, меня начинает трясти, я поворачиваюсь к кустам, начинается рвота, меня буквально выворачивает наизнанку. После нескольких приступов чувствую, что в желудке уже пусто, а во рту одна кислота.

– Только спокойно! – Орла хватает меня за плечи, ногти ее больно впиваются в кожу. – Тебя могут обвинить в убийстве.

– В убийстве?

Тыльной стороной ладони я вытираю губы. Мысленно представляю, что меня ждет: бледные лица родителей, мое имя во всех газетах, решетки тюрьмы. Внутри все холодеет, ноги как ватные.

Орла подхватывает меня и, прижав к своему бедру, подводит к дереву и прислоняет спиной к стволу.

– Но это произошло случайно. Это просто несчастный случай. Господи, Орла. Это же был несчастный случай.

Я гляжу на лежащее на земле тело Розы:

– Нарочно я бы никогда такого не сделала.

В груди словно огромный камень, давит так, что я не могу вздохнуть. Задыхаюсь, хватаюсь за горло, пытаюсь прокашляться, но не могу.

Орла с силой отвешивает мне пощечину. Я вздрагиваю, прикусываю язык, кричу от боли.

Она трясет меня за плечи:

– Послушай! Тебе все равно могут предъявить обвинение. Давай ничего никому не скажем про прошлую ночь. Ни слова, слышишь? Нас здесь не было, мы ничего не видели и ничего не слышали, – шепчет Орла.

В одном конце помещения расположился диджей. За его спиной вспыхивают разноцветные лампочки, постоянно меняя цвет и отбрасывая тени на потолке. Дейзи одета в джинсы и простенькую черную кофточку со стоячим воротничком, лицо ее сияет каким-то переливчатым счастьем. На Элле лосины, раскрашенные под леопарда, золотистые туфельки без каблуков и черная юбочка с оборками. Да еще ярко-розовая футболка с вызывающей надписью искрящимися буквами «Суперстерва». Волосы лежат на спине, высоко зачесанные на одну сторону, – прическа имитирует какой-то тропический цветок. Вокруг них толпятся друзья и подруги. Сестры открывают пакеты с подарками – Дейзи аккуратно кладет пустые на стоящий рядом стол, Элла бросает себе под ноги.

Оставляю их за этим занятием, иду расставлять тарелки, бутылки с напитками и бумажные стаканчики. Потом выношу мешок с мусором на улицу и закуриваю. Господи, как я устала бороться с тревогой, растущей в душе, как ядовитый гриб. Не успеваю выкурить и половины, как вдруг слышу за спиной голос Юана:

– Что я вижу! Ты же бросила! Не выдержала?

– Да не в этом дело. При таких стрессах кто угодно закурит.

Он спускается по ступенькам, подходит ко мне, и я протягиваю ему сигареты и зажигалку. Он вынимает одну, прикуривает и, щурясь, смотрит в небо. Оно все усеяно яркими мерцающими звездами, они так близко, что кажется, можно рукой достать.

– Ну, как прошло у вас в Эдинбурге?

– Ужасно, – признаюсь я. – Хуже не придумаешь.

Он пускает над моей головой струю дыма:

– Неужели собирается рассказать Полу, как умерла Роза?

– Угу.

Он вздрагивает и бледнеет:

– Вот зараза.

– Именно, – пожимаю я плечами, понимая что дело безнадежно. – Ей, видите ли, надо совесть очистить. Она уходит в монастырь.

Он сухо усмехается:

– Чушь собачья. Из нее такая же монашка, как из меня папа римский.