Удравшие из ада - Дмитрий Казаков

Донесся удивленный всхлип, сменившийся торопливыми шагами, и самый тупой грабитель Ква-Ква (это звание присуждалось ему трижды за последние пять лет) исчез во мраке.

А через пять минут Торопливые вышли к «Толстому Маззи».

– Ой, – сказал Ргов, наступив на валяющуюся в центре перекрестка алую дверь.

– Да, – поддержал его Калис, разглядывая груду камней, отмечающую место, где раньше находилась стена.

За ней виднелся большой зал и одинокая масляная лампа под потолком, бросающая свет на следы настоящего побоища.

На красном от крови полу вперемешку с обломками мебели лежали тела, ничуть не напоминающие человеческие, стены выглядели черными, словно тут вволю порезвился огонь.

Иные из тел дергались, другие невнятно стонали.

Лахов с удивлением понял, что коврик с необычно длинной шерстью – останки оборотня, а изрытая дырами куча грязи у стойки – хозяин заведения.

– Мы опоздали, – вздохнул фей. – Хотя это с какой стороны посмотреть. Наверняка там осталось пиво.

– Никогда не думал, что найдется штука, способная причинить вред выползню, – покачал головой Калис.

– Надо найти уцелевших и опросить, чтобы выяснить, кто это сделал, – сказал лейтенант, догадываясь, что в описаниях того, кто сотворил подобную мясорубку, обязательно встретятся несколько слов.

Черный, высокий, похож на человека.

Ограда Магического Университета выглядела безобидно – простое сплетение металлических прутьев. Но сидящий в растущих между оградой и рекой Ква-Ква кустах Хрор Глубокий прекрасно знал, сколько тут погибло идиотов.

– Парни, – сказал он. – Удача любит смелых. Кто из вас отважится пойти первым?

Расположившиеся за спиной Хрора люди испуганно завозились.

Будь в кустах хоть немного света, он бы упал на физиономии, отмеченные жадностью, похотливостью, страстью к алкоголю и дурманящим веществам, но никак не интеллектом.

Хрор Глубокий всегда очень тщательно выбирал себе помощников.

– А разве маги, типа того, не охраняют свои тайны, типа того? – спросил Малыш Голли, умеющий считать до десяти и на фоне приятелей выглядящий настоящим Эйнштейном.

– Конечно, – Хрор ждал именно такого вопроса. – Но у меня есть амулет, защищающий от злого колдовства. Тот, кто его наденет, сможет без проблем перебраться через ограду и перекинуть нам веревку.

– Тогда я рискну, типа того, – Малыш Голли протянул руку и Хрор вложил в нее бубль на веревочке.

Магии в нем имелось столько же, сколько в любом другом бубле.

Прихватив веревку, Малыш Голли выбрался из кустов и заковылял к ограде. Оказавшись возле нее, он подозрительно осмотрелся, как ворона, нашедшая кусок падали, и ухватился за металлические прутья.

Сверкнула вспышка, раздался щелчок – и мертвое тело упало на ограду.

– Что случилось-то? – испуганно спросил Анди Топор, а двое его приятелей довольно громко задрожали.

– Амулет не сработал, – вздохнул Хрор. – Почтим память друга нашего, Малыша Голли…

– Так чего делать-то? – не унимался Анди Топор.

– У меня есть другой, – вор извлек из сумочки на поясе статуэтку бога мудрости Турнепса, найденную на помойке, – зажми ее в руке, потом заберись на плечи друга нашего Малыша Голли и лезь дальше…

– И я останусь жить-то?

– Да.

Вор не соврал, он умолчал лишь о том, что жить Анди Топору останется несколько мгновений.

В этот раз вспышка оказалась чуть более яркой, и однозначно мертвый Анди Топор повис на ограде, как и его предшественник, разве что на метр шестьдесят сантиметров выше.

– Он помер, – сказал один из оставшихся в живых помощников, чьего имени вор не знал, но в чьих умственных способностях, а точнее в их отсутствии, не сомневался.

Тот, кто водит дружбу с Малышом и Топором, не может быть умнее мокрицы.

– Какая проницательность, – похвалил Хрор. – Кто следующий?

– Мы не хотим умирать, – хором заявили помощники.

– Я дам вам золото, много золота.

Блеск драгоценного металла способен ослепить даже великие умы, а уж состоящие из одной извилины он поражает насмерть.

Через пять минут на ограде появился еще один труп, повисший на ее гребне. Последний из помощников с воплем удрал, но Хрор Глубокий даже не посмотрел в его сторону.

Он поднялся и мягкими, бесшумными шагами приблизился к ограде, про себя вознес молитву Шпулеру-Ловкачу, покровителю воров, после чего осторожно взял мертвого Малыша Голли за локоть.

Ничего не произошло, Хрор расслабился.

Как он и предполагал, наложенное на ограду заклятие не передавалось через тех, кто стал его жертвой.

Натянув на голову черный мешок с прорезями для глаз и рта, вор надел перчатки и ловко забрался по телам висящих друг над другом «помощников», не забыв по дороге обшарить их карманы.

Потом Хрор спрыгнул на другую сторону и исчез в темноте.

Создававшие ограду маги не могли представить, какой степени извращенности способен достичь человеческий ум.

До сегодняшнего утра Валько Нурс, младший жрец в храме Бога-Творца Свауха, был вполне доволен жизнью. Во время церемоний он держал Священное Долото, а в остальное время бродил по городу, громогласно призывая на горожан благословение Свауха и напрашиваясь на то, чтобы что-нибудь сотворить.

Иногда Валько били, но он воспринимал это как часть профессии.

Но сегодня утром все перевернулось. После восходного молебна, когда Свауха славили за то, что он сотворил солнце, главный жрец велел подчиненным не расходиться и обратился к ним с речью.

Из нее Валько мало чего понял, осознал только, что придется отправиться не по обычному маршруту, а на западную окраину, а вместо привычных благословений и просьб предстоит выкрикивать некую молитву.

Ее, написанную на бумажке, младшим жрецам раздали тут же.

– И если вы посмеете ослушаться, кара страшная поразит вас! – напоследок вскричал верховный служитель. – А уж я постараюсь, чтобы она поразила и лентяев с халтурщиками!

Валько Нурс тогда вздохнул и вместе с остальными покинул святилище.

Добравшись до улицы Пяти Холмов, откуда начинался его участок, жрец вытащил из кармана бумажку и прочитал то, что на ней было написано. Затем прочитал еще раз, но это не помогло.

Буквы не пожелали складываться в понятные слова.

– Да простит меня Бог-Творец, – вздохнул Валько Нурс и завыл: – Морде Крышна, Морде Рама, Морде Морде, Морде Рама…

– Совсем рехнулся, болезный, – шмыгнула носом проходящая мимо старушка, – истинно святой.