Это мое дело! - Надежда Николаевна Мамаева

Его руки коснулись моих рук. Его губы коснулись моих губ. Переплелись наши пальцы, желания, чувства. Бывают поцелуи до исступления, бывают холодные как лед, порою даже похожие на оскорбления. А наш… Мы будто сорвались в полет. Подхваченные ночным ветром, унеслись в черноту небес. Туда, где звезды перешептываются с луной.

Губы едва касались губ, кожи, скользили вдоль моей шеи, рождая сладкую дрожь. Вздох. Шелест ткани. И я растворилась. Утонула. В его шепоте, прикосновениях, дыхании… Желании, что теперь струилось и по моим венам. Страсть. Ожидание. Ответ. Ожоги на коже от поцелуев. И острая необходимость быть ближе, ощутить больше.

И крик на весь двор:

– Итить! Теперь они в машине посреди двора непотребствами занимаются!

Генриховна… Ну куда ж без нее. Похоже, после недавнего феерического успеха она решила взять под контроль не только рождаемость в нашем дворе, но и любые романтические порывы.

– Она всегда такая… бдительная? – прямо в мои губы усмехнулся Феликс.

Я сглотнула, внезапно ощутив, как высоко задралась моя юбка. И почти расстегнулась блузка, и… И вообще я совсем не заметила, как начала готовиться ко сну, хотя кровати в окрестностях не пробегало.

– Генриховна? Да, – шепнула я, касаясь губами улыбающегося рта Феликса. – А еще у нее есть полевой бинокль. А где-то в комоде, поговаривают, и снайперский прицел. Не зря же она всю жизнь на заводе оптики работала. А делали там не только микроскопы.

Я аккуратно начала застегивать пуговички и приводить себя в порядок. Видя это, Феликс отстранился. Прикрыл глаза, несколько раз шумно вдохнув и выдохнув.

– Извиняться не буду, – хрипло предупредил он. Кто бы сомневался. – Хотел, чтобы перед сном ты думала не об издержках адвокатской профессии и сумасшедших. Но, кажется, слегка увлекся.

Слегка? Мягко сказано. Да я в этой машине едва не оставила не только мозги, но и планы сохранить сугубо деловые отношения.

– Мы оба… увлеклись, – старательно выговорила я. – Спасибо, что подвез. До завтра.

– До сегодня, – поправил Феликс. Часы показывали два ночи. – В девять утра жду в офисе.

У-у-у изверг. Я представила, как главбух отчитывает Феликса: «Сверхурочных на вас не напасешься!» Видение было настолько бредовым, что я невольно улыбнулась.

Генриховна вещала с балкона что-то про нравы. Но без огонька и задора, позевывая в кулак. Видимо, просто чтобы навык не растерять.

Я же юркнула в подъезд и быстро взлетела по лестнице. А когда оказалась на темной кухне, уже традиционно всмотрелась сквозь плотный тюль. Машина все еще стояла под окнами.

В сумке в прихожей зазвонил телефон. Феликс.

– Алло? – удивленно отозвалась я, возвращаясь к окну.

– Иди спать, Таня, – раздалось в трубке.

– Ты за этим позвонил?

– Нет. Чтобы узнать, где ты живешь. Дисплей отлично виден в черноте окна. На третьем этаже, справа от лестницы.

– Фил, и тебе тоже не мешает выспаться.

– Обязательно.

В его голосе мне послышались провокационные нотки. Машина наконец мигнула фарами и уехала. Включив тусклую лампу на вытяжке, я шагнула к холодильнику. Достала колбасу и даже отрезала себе пару кусочков, как…

– Тяв! – раздалось требовательное снизу. – Тяв-тяв!

– Тише вы! – цыкнула я.

Но когда это голосовое внушение действовало на Чупу и Копу? Только взятка. Только подкуп. Только колбаса.

– Когда-нибудь лопнете, жадины! – в сердцах прошипела я, отпиливая еще два кружочка.

И тут рядом со мной раздался голос:

– И мне тоже отрежь.

Я вздрогнула и медленно обернулась. На кухне стоял папа. Суровый и неподкупный.

Вообще-то болонок надлежало кормить консервами. И отец за этим пытался следить. Я же, застигнутая с двумя «взятками» в руках, растерялась. Зато болонки – ни разу. Чупа боднула меня, я выронила колбасу, и две хитрюги тут же радостно зачавкали.

– А я думала, что вы еще на даче… – пробормотала удивленно.

– Как видишь, вернулись, – вздохнул он, присаживаясь на стул.

Я протянула ему бутерброд. И сама поспешила откусить. Чтобы на любой щекотливый вопрос ответить набитыми щеками. Но отцу, видимо, было не до расспросов. Ему нужно было выговориться.

– Зятек, не хочешь тяпнуть соточку? – явно передразнивая мамину маму, выдал отец. – Никогда больше не куплюсь на эту фразу! Зачем согласился? Мне тут же сразу вручили мотыгу. Я-то, дурак, думал речь о ста граммах! А мог бы конец отпуска с удочкой провести. На берегу речки, с утречка, да на мормышечку… – мечтательно зажмурился он.

– Завтра на работу?

– Да. И тебе тоже? Женька сказал, что ты уволилась из ресторана и нашла нормальное место. Только смотрю, не очень-то оно нормальное, раз домой возвращаешься за полночь.

– Мы дело разбирали. Да и довезли меня прямо до подъезда.

– Ну, раз дело… – тоном «я верю во все что угодно, кроме озвученного» произнес папа. – Ты, главное, это «дело» предупреди, что, если он мою дочку обидит, я ему… корочки-то начищу. Видит бог, начищу!

Да уж… С моим решительным и грозным отцом Феликсу лучше знакомиться только в случае крайней необходимости. И то если мы с ним уже будем женаты и родим троих детей. То есть – никогда.

Феликс Каменев

Холодный душ не помогал. Ни в какую. Кудрявая. От ее волос пахло мятой. Сочные дивные губы, податливое, гибкое тело. Непостижимо сладкая… При одном воспоминании о ней кровь бурлила. А тот путь, что лежит к сердцу женщины, собака, стоял. И не хотел ни в какую успокаиваться. И договариваться не желал. Плевать, что остальное тело не спало больше суток.

– Да чтоб тебя! – выругавшись, ударил о кафель кулаком и включил «ручной привод».

Ледяные струи хлестали по плечам, спине, но я их почти не чувствовал. Кудрявая… она сводила с ума, совершенно не подозревая об этом. Меня обжигали воспоминания. О ее губах, с которыми я забыл обо всем. То, как она отвечала, ее сладкий рот со вкусом морской соли. Ее юбка, которую я задрал, обнажая ягодицы, сжимая их.

Я ее хотел. И я ее получу.

Выдохнул, закрывая кран. Вышел из ванной. Квартира. Дорогая. Стильная. Из панорамного окна город как на ладони. Еще бы, верхний этаж высотки. Раньше меня здесь все устраивало. А сегодня… Пусто. Слишком пусто. Корги, что посапывала на своей лежанке, – даже она не могла разбавить собой этой пустоты.

Взгляд упал на часы. Половина третьего. Нужно поспать хотя бы четыре часа.

Потянулся к телефону, оставил на таймере сообщение для домработницы: погулять с собакой, убраться, приготовить – и свободна. Послезавтра к корги должен был прийти мастер, постричь и вычесать.

Уснул я раньше, чем упал на кровать. И снилась мне копна темных кудрявых волос. Сначала они были приятными, шелковистыми, а