Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Это ещё что, очередная шутка?

— Это не шутка, мистер Грейфорт, сэр. Это произошло во время вечера — все это он сказал минуту назад перед всеми гостями, сэром Уильямом, большинством иностранных послов, адмиралом, Дмитрием. Точные слова Струана, сэр: «Я хочу сделать официальное заявление. Вслед за публикацией моего письма в „Гардиан“ сегодня я решил, что отныне наши корабли не будут перевозить оружие или опиум и компания Струанов не станет торговать ими ни здесь, ни в Китае».

Норберт захохотал.

— Входите, это надо отпраздновать. Он оставил компанию Струанов не у дел. И сделал нас «Благородным Домом». — Норберт выставил голову в коридор и прокричал своему Номер Один Бою: — Ли! Шампанского, чоп-чоп! Входите, Эдвард, и прикройте за собой дверь, из неё ужасно дует и холод такой, что даже у бронзовой мартышки зад отмерзнет. — Он прибавил света в масляной лампе. Спальня у него была просторная, с широкой кроватью под балдахином на четырех столбах; на полу лежали ковры, по стенам были развешаны картины, написанные маслом, с клиперами Броков — их флот был меньше, чем у Струанов, но по количеству пароходов они обгоняли «Благородный Дом» чуть ли не вдвое. Некоторые картины пострадали от пожара, и потолок тоже ещё не был до конца отремонтирован. Книги стояли стопками на столиках вдоль стен, одна, открытая, лежала на кровати.

— Этот бедный сукин сын действительно спятил. — Норберт коротко хохотнул. — Первым делом нам нужно отменить дуэль, необходимо, чтобы он оставался живым. Так, вот что мы… — Улыбка вдруг исчезла с его лица. — Погоди-погоди, о чем я тут толкую? Все это буря в ночном горшке, он не больше тайпэн компании Струанов, чем я. Это ты оказался в дураках, что бы он ни сказал, это не имеет ровно никакого значения. Как бы его набожная, постоянно тычущая пальцем в Библию матушка ни хотела сделать то же самое, он никогда не согласится, не может согласиться, это разорило бы их.

Горнт улыбнулся.

— Я не согласен.

Норберт вскинул на него взгляд и прищурился.

— А?

— Она согласится.

— О? Почему?

— Секрет.

— Что за секрет? — Норберт перевел взгляд на открывшуюся дверь. Ли, престарелый кантонец с длинной толстой косичкой, в аккуратной ливрее — белый длинный пиджак и черные штаны, — покачиваясь, внес фужеры и шампанское в ведерке со льдом; через руку было переброшено белоснежное полотенце. Через мгновение два фужера были наполнены. Когда дверь закрылась, Норберт поднял свой бокал.

— Ваше здоровье, и да сгинут все Струаны. Что за секрет?

— Вы сказали, чтобы я попытался подружиться с ним. Я подружился. Теперь он доверяет мне. Во-первых…

— Доверяет?

— До определенной степени, но с каждым днём это доверие крепнет. Во-первых, относительно сегодняшнего вечера. Причина, по которой он написал это письмо и сделал заявление, заключается в том, что ему нужна услуга от адмирала, тайная услуга.

— Вот как?

— Вы позволите? — Горнт показал на шампанское.

— Конечно. Присаживайтесь и все мне объясните.

— Ему нужно разрешение адмирала, чтобы подняться завтра на борт «Жемчужины», вот в чем де…

— Какого черта, о чем вы мне тут рассказываете?

— Я случайно услышал их разговор, приватную беседу — после ужина оба вышли на воздух. Я рассматривал некоторые из картин Струана поблизости — кстати, я заметил там две-три, принадлежащие кисти Аристотеля Квэнса, — и, ну… их голоса долетали до меня. — Горнт почти слово в слово пересказал их разговор. — Кеттерер закончил словами: «Посмотрим, что вы сможете сделать за десять или пятнадцать минут».

— И это все? Ничего о том, что там на борту и почему ему так важно попасть на «Жемчужину»?

— Нет, сэр.

— Странно, очень странно. Что все это могло бы значить?

— Не знаю. Весь вечер прошел как-то странно. Весь ужин я ловил взгляды, которые Струан время от времени бросал на адмирала, но их глаза ни разу не встретились. Мне показалось, что адмирал нарочно избегал его, стараясь, чтобы это не выглядело слишком заметно. Это разбудило во мне любопытство, сэр.

— Где он сидел? Я имею в виду адмирала.

— Рядом с Анжеликой, на месте почетного гостя справа от неё; сэр Уильям — по другую сторону. Вообще-то должно было быть наоборот — это ещё одна любопытная деталь. Я сидел рядом с Марлоу, он не сводил взгляда с Анжелики и нудно рассказывал о своих морских делах; ни слова о завтрашнем путешествии, хотя из того, что говорил Струан, я заключил, что оно планировалось заранее и ожидало только разрешения адмирала. После того как адмирал откланялся, я вновь заговорил с Марлоу о завтрашнем дне, но он лишь сказал: «Возможно, будут проведены небольшие испытания, старина, если Старик даст добро, а в чем дело?» Я сказал ему, что мне очень нравятся корабли, и спросил, нельзя мне отправиться с ним, он рассмеялся и пообещал непременно договориться о такой поездке на будущее, потом тоже ушел.

— И ни слова о Струане или девушке?

— Нет, сэр. Хотя он так и пожирает её глазами.

— Это все её грудки. — Норберт весело фыркнул. — Когда Струан сделал своё заявление, что произошло?

— Сначала — полное молчание, потом грянула буря: вопросы, хохот, свист, крики одобрения со стороны Марлоу и других морских офицеров и много гнева. Макфей побелел, Дмитрий едва не сплюнул, сэр Уильям смотрел на Струана во все глаза и качал головой, словно этот бедолага вызывал в нем жалость. Я сосредоточил внимание на Кеттерере. Он никак не отреагировал, ничего не сказал Струану, обронил лишь: «Занятно», тут же поднялся, поблагодарил его за ужин и вышел. Струан попытался остановить его, начал спрашивать про завтрашний день, но адмирал то ли не слышал его, то ли притворился, что не слышал, и вышел из столовой, оставив Струана бледным и потрясенным. В то же время, сэр, все разом говорили и никто не слушал, как на китайском рынке, немало гостей пришли в бешенство и кричали Струану, что он сошел с ума и как, чёрт побери, сможем мы продолжать торговлю — ну, вы знаете очевидную, голую правду.

Норберт допил своё шампанское. Горнт приготовился налить ему ещё, но Грейфорт покачал головой:

— Я не слишком люблю шипучку на ночь, у меня с неё живот пучит. Плесните мне виски… бутылку вы найдете вон там. — Бутылка стояла на потертом дубовом комоде с морскими часами посередине. — Что там такого на этой «Жемчужине», что так ему понадобилось?

— Не знаю.

— Что делал Струан, когда Кеттерер ушел?

— Он просто опустился на свой стул, выпил большой бокал вина, глядя прямо перед собой, рассеянно попрощался с гостями, которые начали расходиться, и не обращал никакого внимания на Анжелику, что тоже на него очень не похоже. Что же касается её, она просто смотрела на все это, широко открыв глаза, в кои-то веки перестав быть в центре внимания, явно не понимая, что происходит, поэтому я полагаю, её Струан тоже не посвятил в свои планы. Я подумал, что мне лучше поскорее передать вам эту новость, и ушел вместе со всеми.