Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

немецком языке, поэтому никто из присутствующих не понимал его, кроме словака, который, конечно, не мог удержаться, чтобы не сказать:

— И я хотел бы намазать сажу на лицо, мое, чтобы я стал негр, черный, и мы идти тоже выручать обоих друзей, захваченных!

— Ты тоже хочешь? — рассмеялся Шварц. — Да, ты как раз будешь подходящий парень для этого!

— Да, я буду парень подходящий, — не почувствовав иронии, согласился Отец Листьев. — Я не боялся никого!

— В этом я не сомневаюсь, но для того, чтобы выполнить задуманное нами дело, одной смелости маловато. Каждого человека, который попадется нам навстречу, надо будет одним ударом сбить с ног, причем сделать это следует так, чтобы он не успел произнести ни звука и сразу лишился сознания. Но и это еще не все. Нужно уметь еще многое, очень многое из того, чего ты, к сожалению, не умеешь!

— О, я мочь все и каждое! Я прошу разрешить мне делать тоже пролезание, интересное!

— Не обижайся, но я вынужден отклонить твою просьбу. Ты поставишь на карту не только свою жизнь, но и нашу.

— Я ничего не буду ставить на карту, выигрышную! Я хотеть…

— Довольно! — перебил его Шварц. — Я говорю нет, нет и еще раз нет!

Словак разочарованно отвернулся. Увидев его огорченное лицо, друзья поинтересовались, что сказал ему немец. Когда Сын Тайны узнал, что задумали Шварц и Пфотенхауер, он тоже захотел принять участие в вылазке: ведь речь шла о спасении его отца. Однако, как и Отец Листьев, он получил отказ.

Приближалось время обеда, и Шварц поручил словаку подняться с несколькими солдатами наверх и принести оттуда сала для приготовления сажи. Легким кивком Стефан пригласил Сына Тайны и Хаджи следовать за ним.

Пропустив солдат немного вперед, чтобы они не могли услышать их разговор, Отец Одиннадцати Волосинок сказал:

— Почему мы тоже не можем переодеться неграми? Ведь Охотник на слонов — твой отец. Кто же, как не ты, должен его освободить?

Если легкомысленный Отец Листьев решился пойти против воли Шварца лишь из желания испытать новые приключения, то Абд-эс-Сирра заставила присоединиться к нему только сыновняя любовь. Что же касается Хаджи, то он везде и всюду готов был следовать за своим другом, поэтому новая выдумка словака сразу получила его горячее одобрение. Заручившись согласием обоих. Отец Одиннадцати Волосинок продолжал:

— Итак, нам ничего не мешает тоже сделать из сала сажу и превратиться в негров. Мы подождем ухода Отца Аиста и Отца Четырех Глаз, а потом начернимся с ног до головы и последуем за ними.

— Но где мы будем приготовлять эту сажу? — спросил рассудительный, как всегда, Сын Тайны. — Нужно найти такое место, где никто не смог бы застать нас за этим занятием.

— Совсем необязательно, — возразил словак. — Оба господина, конечно, не станут сами возиться с сажей, а я уж позабочусь о том, чтобы они поручили это дело мне. Тогда я приготовлю ее столько, чтобы осталось и на нашу долю. Мы тоже герои и не хотим сидеть рядом с врагами сложа руки.

— Нет, мы вовсе не герои, — возразил Сын Тайны, — и мы не идем ни в какое сравнение с обоими эфенди. Но мой отец схвачен, он находится в смертельной опасности, и долг повелевает мне быть рядом с ним. Вы поможете мне его освободить, но ни один человек не должен узнать о нашем плане.

Всю дальнейшую дорогу сообщники продолжали обсуждать задуманную ими авантюру, и к тому времени, как они поднялись наверх, в головах у них созрел подлинный заговор против их предводителей.

На опушке леса лежали завернутые в пальмовые циновки припасы, часть из которых взяли сейчас трое друзей и солдаты. Они захватили также выдолбленную тыкву, в которой собирались жечь сало. Как только мясо прибыло вниз, солдаты развели большой костер и занялись стряпней. Отец Одиннадцати Волосинок вызвался снабдить Шварца и Пфотенхауера сажей, что, к его величайшему удовлетворению, и было ему поручено. Он отошел в сторону и развел еще один костер, но несколько меньших размеров, чем первый. Над костром он повесил длинную ветку с нанизанными на нее кусочками сала, а тыкву приладил внизу таким образом, чтобы вытопленный жир стекал прямо в нее. Когда все сало растаяло, словак снял тыкву с огня и положил ее на траву, затем воткнул вокруг нее в землю несколько сучьев, расстелил сверху одну из циновок и поджег жир. Сгорая, жир образовывал черный дым, который оседал на циновке сажей. По прошествии часа сажи набралось достаточно, чтобы намазать с ног до головы добрый десяток человек.

Тем временем Шварц ушел в лес, чтобы рассказать оставшимся там людям, какой результат имели его переговоры с Абуль-моутом, и отдать им новые распоряжения. Главным из них было следующее: что бы ни происходило внизу, не открывать огня до тех пор, пока посланец Шварца не принесет им соответствующего приказа.

Вернувшись к ущелью, Шварц отправился на поиски воды, которая была необходима ему и его солдатам. Недалеко от засеки ему удалось найти место, где подземная речушка еще раз выходила наружу. Теперь осаждавшие были снабжены всем, что могло им понадобиться в течение ближайших нескольких дней.

Глава 20

ИЗБАВЛЕНИЕ И ВОЗМЕЗДИЕ

Остаток дня прошел без особенных происшествий. В лагере Абуль-моута все было тихо. Ловцы рабов отступили в глубину ущелья и, казалось, совершенно не были озабочены своим осадным положением. Что же касается обоих предводителей невольничьего каравана, то они тщетно ломали головы в поисках спасительного выхода и все же не могли придумать плана, который имел хотя бы минимальные шансы на успех.

Наступил вечер. В ущелье, в самой его середине, был разведен большой костер, в который все время кидали тонкие пальмовые ветки, имевшиеся у осажденных в изобилии. В это время к засеке сверху спустились Лобо и Толо, спасенные Йозефом Шварцем и Серым. Когда Шварц спросил, зачем они пришли, то Лобо ответил:

— Лобо и Толо быть беланда, бедные негры из Омбулы — тоже беланда. Лобо и Толо хотеть пойти, чтобы друзей-беланда утешать и им, если опасность, помогать.

— Как, вы хотите спуститься туда, в ущелье?

— Да, желаем идти в ущелье.

— Но вас могут поймать!

— Не поймают. Вечер черный, ущелье черный и Лобо с Толо тоже черные, их совсем не видно. Если не получать разрешения, они оба будут очень плакать.

— Но если вас кто-нибудь увидит, вы пропали! Подумайте, ведь решились убежать от самого Абдулмоута! А вас непременно увидят и узнают.

— Мы ползти к пленным, и нас совсем не