500 великих катастроф - Николай Непомнящий

Юрий Серафимович Жабоедов в тот день был техническим руководителем запуска. И наблюдал за подготовкой к старту в «утюге» – бетонном бункере, который от ракеты находится всего метрах в десяти. Но бетон выдержал, и это спасло. И не только его.

– Вот за этим столиком у окошка сидел Юрий Шмытов, начальник стартовой группы, – рассказывает Юрий Серафимович. – Стекла вылетели, но никого даже не порезало осколками. Я стоял у входа – дверь была приоткрыта. Рядом со мной прислонился к бетонной стеночке Михаил Хохлов, начальник оперативного отдела полигона…

Через полчаса Хохлов выберется из ада и будет звонить в госпиталь заместителю начальника медслужбы полигона Анатолию Шутю: «Все горит. Сколько будет раненых, неизвестно. Готовьтесь».

…Взрыв, взрыв и вспышка пламени. Причем не такой уж и грохот был. В Мирном ничего не услышали. Да и не оглушило.

– Как вы среагировали, Юрий Серафимович?

– Да никак. Только, помню, кто-то сказал: «Ну что, пора выходить…» Я выскочил и побежал к пультовой дать команду на пожаротушение. Только автоматика не включилась – все уже перегорело. Било во все стороны бело-голубое пламя. Жар. Но через час я смог вернуться в «утюг» – ветер дул в сторону реки и относил огонь, – взял папаху и дипломат.

– О чем думали в тот момент?

– Мысль одна: «Почему взорвалось?»

У берегов р. Емца

Об этом думали и эксперты, и многочисленные комиссии. И не один год. Поначалу все свелось, как водится, к вине ракетчиков: применили, мол, не тот инструмент, возникла искра… Кого-то с позором уволили из армии. Но позже выяснилась истинная причина катастрофы (она считается окончательной) – дефект при сборке на заводе-изготовителе.

Еще и еще раз невольно подумаешь о судьбе. Кого-то она казнила, других – миловала. Начальник подготовки пуска Антон Сыротюк отпросился съездить на юбилей отца, в чем он до сих пор и спустя 20 лет себя винит.

– Рано утром 19-го посыльный приносит телеграмму: «Срочно прибыть в часть». И больше ничего. Я сразу насторожился. Приезжаю в Мирный – траур. С помощью железнодорожного крана ребята снимают с искореженных ферм обслуживания обуглившиеся трупы. Из бетона то тут, то там еще вырывалось пламя. Позже появились пиротехники – все взорвали. И начали строить площадку заново – через два года провели уже очередной старт. Кого вспоминаю? Сережу Микерова. Первый его пуск был. И последний. Секретарь комсомольской организации. Хороший мальчик, у него была молодая жена…

Они так и остались мальчиками. 18—19-летние ребята, бойцы расчета. И до сих пор к своим сыновьям, своим мальчикам приезжают постаревшие, поседевшие от горя и болезней мамы.

То, что произошло, то, как в экстремальной ситуации вели себя люди, – подвиг. Подвиг, о котором велено было забыть. И даже сейчас, спустя 20 лет, не удалось найти ни одной фотографии тех дней. Сохранились только полусгоревшие документы под стеклом в маленьком музее части. Удостоверение личности. Куба Александр. Место рождения – Бердичевский район Житомирской области. Село… название сгорело…

– Саша попросил меня подменить его два дня на дежурстве, – рассказывает Владимир Маркин. – Он, как и я, был «бортовиком», то есть контролировал аппаратуру в ракете. Вместе и на работу одним мотовозом по тайге ездили. Один день 17 марта я отдежурил. Он мне и говорит: завтра, мол, сам смогу. Теперь он – в музее, а я – здесь. А могло быть наоборот. Вот документы Сорокина. Два брата вместе служили. Только один из них 18 марта отправился в Архангельск на смотр художественной самодеятельности, а Сергей остался… Тоже судьба.

И она зависела от мелочей. Рассказывает подполковник Владимир Емельянов:

– В тот роковой день я входил в состав аварийно-спасательной группы. За час до старта мы должны были быть на месте. И вдруг – зарево на горизонте. И хлопок. Включили «мигалки» и понеслись вперед. Все было объято пламенем, светло как днем. И жар такой, что мы не могли подступиться к ракете, – пожарные костюмы были у нас самые обычные. Меня сразу отправили на самолете начальника полигона Владимира Иванова в Архангельск за экипировкой. И назад. Костюмы, как сейчас помню, стоили 90 рублей. Но уже не понадобились…

История, день сегодняшний – все переплелось. Ефрейтор Игорь Кузнецов в апреле 1980-го должен был демобилизоваться. Оставались 25 дней службы. Он даже дембельский альбом подготовил и выслал матери. И уточнил, что сначала заедет к своей любимой девушке в Ленинград, а потом – домой, в поселок Мстинский Мост, что в Новгородской области. В альбоме – фотографии друзей-ракетчиков с их наивными, искренними, написанными от руки пожеланиями. Жизнь ведь у 22-летнего Игоря только-только начиналась. «Игорек! Вот и заканчивается наша служба. Два года со своими радостями и горестями. Будет о чем вспоминать. Богомолов Сергей». «Вот и все. Ты только не забудь нашу команду, 2-е отделение. Турдиев Рустам». «Дорогой Игорек! Желаю тебе “на гражданке” самого хорошего, крепкого здоровья, приятного отдыха и кайфа. Артур Абрамян».

«Наша дальнейшая встреча зависит от Фортуны. И я думаю, что при встрече “на гражданке” мы узнаем друг друга. И. Супрун».

1986 г.

От взрыва почти 2 млн л жидкого топлива в небо поднялось гигантское облако, но на земле в тот момент и вправду никто не мог сообразить, что же произошло на самом деле. Сотрудники НАСА, участвовавшие в запуске, были в шоке. Даже придя в себя, они не в силах были найти объяснение происшедшему. Лишь два человека на планете могли профессионально растолковать, что же на самом деле случилось на мысе Канаверал. Они оба наблюдали за запуском по телевизору, находясь в далеком штате Юта. Более того, они предполагали, что тот старт может завершиться трагедией.

Взрыв «Челленджера»

Первый из них – Роджер Бойсджоли, старший инженер компании «Мортон-Тиоколь», которая участвовала как подрядчик в проектировании космического корабля и непосредственно разрабатывала ускоритель с ракетными двигателями. Вторым был его начальник Боб Эбелинг. Как вспоминает Бойсджоли, оба тогда находились в офисе компании. Эбелинг нашел своего подчиненного в конференц-зале, чтобы пригласить его поглядеть на запуск. «Нет, я не хочу на это смотреть», – отказался Роджер. По его собственному признанию, он прекрасно понимал, чем все может закончиться.

Накануне Эбелинг и Бойсджоли потратили 6 ч. прямой телесвязи, чтобы убедить специалистов из НАСА отложить запуск корабля. Причина – понижение температуры во Флориде до минусовой. В такой ситуации поставляемое фирмой оборудование могло дать сбой. Но высшее руководство «Мортон-Тиоколь» не разделяло опасений своих инженеров. Шефы порекомендовали подопечным не мутить воду и дали добро на запуск. Именно такого ответа ждали специалисты из НАСА.