Далекие Шатры - Мэри Маргарет Кей

– Ты имеешь в виду, они попытаются помешать нам? Но это не их дело. Это касается только нас: тебя и меня. Кроме того, разве твой дед не женился на индийской принцессе, хотя был иностранцем и иноверцем?

Анджали вздохнула и снова потрясла головой:

– Да. Но в те дни ваш радж еще не обрел всей полноты власти. На троне в Дели тогда сидел Могол, а Пенджабом правил Ранджит Сингх. К тому же мой дед был великим воином, который взял мою бабушку без спросу, в качестве военного трофея, когда разбил в бою войско бабушкиного отца. Мне рассказывали, что она ушла к нему по доброй воле, ибо они полюбили друг друга. Но времена изменились, и в наши дни такое невозможно.

– Такое случится сейчас, любовь моя. Никто не сможет запретить мне жениться на тебе. Ты уже не девственна, а потому тебя будут только рады сбыть с рук повыгоднее. И никто не запретит мне жениться на тебе.

Но Анджали осталась при своем мнении. Она считала невозможным любой религиозно узаконенный брак между представителями столь разных вероисповеданий, в том числе и в своем случае. Она вообще не видела причин для какого-либо узаконивания их отношений, потому что с радостью согласилась бы до конца жизни прожить с Ашоком, связанная с ним лишь узами любви, и никакая церемония, проведенная жрецом или мировым судьей, вкупе с документами, подтверждающими факт заключения брака, ничего не изменила бы для нее. Анджали уже принимала участие в одной такой церемонии, однако не стала женой ни в каком смысле, кроме сугубо юридического, – собственность раджи, презренная собственность, на которую он после свадьбы ни разу не соизволил даже взглянуть. Если бы не Ашок, она по-прежнему оставалась бы девственницей. Он и так уже был ее мужем, которому она отдалась не только телом, но и сердцем и душой и который мог распоряжаться ими как пожелает. Так разве есть у них необходимость в пустых фразах, не имеющих значения ни для одного из них? Или в бумажках, которые сама она даже не сумеет прочесть? Помимо того…

Отвернувшись от Аша, Анджали устремила взгляд на закатное солнце, окрашивающее верхушки деревьев в ярко-золотой цвет, и произнесла приглушенным голосом, словно обращаясь к самой себе:

– В Бхитхоре у меня было прозвище. Там меня называли… полукровкой. – Аш непроизвольно кивнул, и она, бросив на него взгляд через плечо, сказала без удивления: – Да, я должна была догадаться, что ты знаешь. – Анджали снова отвернулась. – Даже нотч никогда не называла меня так. Она не осмеливалась, пока отец был жив, а когда он умер и она попыталась дразнить меня полукровкой, Нанду в гневе накинулся на нее. Полагаю, это уязвляло его гордость: он приходился мне сводным братом и потому не желал, чтобы меня так называли. Но в Бхитхоре это прозвище бросали мне в лицо каждый день, и жрецы не разрешали мне входить в храм Лакшми, расположенный в саду зенаны, где совершают молитвы жены и наложницы…

Голос ее упал до шепота и пресекся, и Аш ласково сказал:

– Больше тебе не нужно беспокоиться о таких вещах, ларла. Выброси их из головы и забудь навсегда. С этим покончено.

– Да, с этим покончено. И мне, полукровке, не нужно беспокоиться о том, что скажут или сделают мои соплеменники или мои жрецы, – похоже, у меня нет ни первых, ни вторых. Отныне и впредь я буду просто полукровкой, женщиной без семьи и родины… для которой единственным богом является ее муж.

– Законный муж, – упрямо уточнил Аш.

Анджали повернулась и подняла к нему лицо, темное на фоне заката.

– Может быть… если ты действительно хочешь этого и если… Но пока ты не поговоришь со своим начальством и со своими священниками, ты не узнаешь наверное, возможно ли такое, а потому давай оставим эту тему. Солнце почти зашло, и мне надо сойти вниз и приготовить для нас еду, пока совсем не стемнело.

Проскользнув мимо него, она спустилась по темной лестнице, и Аш не попытался ее задержать. Он положил руки на парапет, устремил взгляд на горы, как недавно делала Джали, и стал размышлять о грядущих трудностях.

«Мне надо быть осторожным, – подумал Аш. – Крайне осторожным».

Прошлой ночью, после разговора с Буктой, он строил планы побега. Они с Джали должны немедленно покинуть Гуджарат, и ему ни в коем случае нельзя возвращаться в Ахмадабад. Если сесть на бомбейский поезд на каком-нибудь крохотном полустанке, то задолго до того, как люди первого министра нападут на их след, они покинут пределы Центральной Индии и Пенджаба и благополучно доберутся до Мардана.

Казалось бы, такой вариант напрашивался сам собой. Но как раз в этом и заключалась проблема: слишком уж он был очевиден. От Аша наверняка ожидают именно таких действий, а значит, он не должен этого делать. Ему придется придумать что-нибудь поумнее – и молиться, чтобы решение, им принятое, оказалось верным, иначе ни Джали, ни он сам не проживут достаточно долго, чтобы о нем пожалеть.

Аш еще не определился со своими планами, когда Анджали позвала его к ужину. Она разожгла маленький костер в углу гробницы, и, пока огонь не погас, Аш бросил в него пачку писем, которые написал в комнатушке над угольной лавкой в Бхитхоре и которые Сарджи и Гобинд не рискнули оставить при себе, потому что они стали бы уликой против него, если бы попали в руки к бхитхорцам. Он смотрел, как бумага скручивается, чернеет и превращается в золу. Позже, когда Джали заснула, Аш бесшумно вышел наружу, под звездное небо, сел у входа на выпавший из стены камень и принялся размышлять и планировать…

Он не сомневался, что Бхитхор с первым министром во главе потребует мести за гибель своих подданных и мучительной смерти для вдовой рани, которую обвинят во всем случившемся. Ее станут разыскивать, и поиски не прекратятся до тех пор, пока преследователи не убедятся, что она и два ее оставшихся в живых спасителя заблудились в непроходимых горах и умерли от жажды и голода. Только тогда Джали будет в безопасности. Джали и Букта. И он сам, к слову сказать.

Он позволил Букте считать, что у бхитхорцев нет никаких оснований связывать офицера-сахиба из стоящего в Ахмадабаде кавалерийского полка с исчезновением одной из вдов покойного раджи. Но это было не так. Разве не некий капитан-сахиб Пелам-Мартин эскортировал будущих рани на бракосочетание и перехитрил раджу и придворных советников в вопросе приданого и выкупа за невесту? И разве не некий офицер, носящий то же самое имя, недавно предупреждал нескольких представителей британской власти в Ахмадабаде, что, когда раджа умрет, его вдов сожгут на погребальном костре? И разве не он отправил несколько телеграмм аналогичного содержания, составленных в резких выражениях?

Вдобавок в Бхитхоре знают, что хаким-сахиб прибыл к ним через Ахмадабад и что его слуга Манилал впоследствии дважды ездил в этот город за лекарствами, поэтому бхитхорцы непременно пошлют туда шпионов на поиски пропавшей рани. На самом деле об Ахмадабаде они подумают в первую очередь, а как только окажутся там, мрачно сказал себе Аш, они найдут сколько угодно свидетельств того, что он живо интересовался участью вдов, и почти наверняка выяснят, что и Гобинд, и Манилал останавливались в его бунгало. Это обстоятельство станет последним звеном в цепи доказательств, и, если он не ошибается, следующим шагом бхитхорцев станет убийство. Убийство не только Джали, но и его самого. И вероятно, Букты тоже.