Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

передать в руки Отца Пятисот Абуль-моута вместе с фельдфебелем и его сообщниками. Что же касается Абдулмоута, то о нем эмир сказал:

— Этого я возьму с собой в Кенадем. Там он похитил моего сына, там его должно постигнуть наказание. С тех пор, как я вновь обрел свое дитя, сердце мое — смягчилось, но по отношению к этому сатане я останусь тем же, кем всегда был раньше, а именно Бараком-Судьей, перед которым трепещут непокорные.

Итак, приключение, которое неожиданно свело вместе и сделало друзьями нескольких столь разных людей, было окончено, и настал час испить горечь прощания. Эмиль Шварц дал эмиру свой адрес и просил его писать, если случится оказия. Словак и Отец Смеха пожелали продолжать путешествие с немцами, на что те с охотой согласились. Тяжелее всех расставание далось Сыну Тайны и Сыну Верности, но вот, наконец, и они попрощались. Эскадра разделилась на две части; корабли отправились на север, в то время как лодки ниам-ниам повернули к югу.

Невольничий караван был уничтожен, и победители разошлись в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться. Но несколько дней, прожитые ими вместе, не прошли для них без следа. Каждый унес с собой горячую ненависть к рабству и поклялся себе до конца жизни по мере сил бороться с ним. Только Хасаб Мурад в глубине души думал по-другому. Теперь, когда он освободился от своего самого опасного конкурента, его сомнительное ремесло обещало приносить еще больший доход. Конечно, он не собирался расставаться с торговлей рабами, однако решил впредь вести себя осмотрительнее, а главное, проявлять больше человечности. Очевидно, сцены, которые ему пришлось наблюдать и пережить, произвели впечатление даже на его очерствелую душу.

Если какой-нибудь турист, которого судьба занесет в один из известных университетских городков на юге Германии, возьмет в руки адресную книгу этого городка и раскроет ее на первой странице, в глаза ему сразу бросится необычно длинное и странное имя. Оно гласит: Хаджи Али бен Хаджи Исхак аль-Фарези ибн Отайба Абуласкар бен Хаджи Марван Омар аль-Сандези Хафиз Якуб Абдулла аль-Санджаки. Под этим именем значится краткая справка: «Торговец восточными редкостями, Гартенштрассе, 6, 1 этаж». Тот, у кого возникнет желание пойти по указанному адресу и приобрести себе бутылочку розового масла, турецкую трубку или что-либо подобное, увидит перед собой большой, похожий на дворец особняк, левую половину которого занимает магазин. Над дверью магазина красуется не совсем грамотно, но зато золотыми буквами написанная табличка: «Хаджи Али, ориенталист». Войдя внутрь особняка, в просторной прихожей с высоким потолком и красиво расписанными стенами можно увидеть еще одну табличку: «Ускар Иштван, комендант, учитель языков и орнитологический автор — 1 этаж справа, профессор, доктор Эмиль Шварц — 2 этаж, профессор, доктор Йозеф Шварц — 3 этаж, профессор, доктор Игнациус Пфотенхауер — 4 этаж». И если любопытный прохожий, прогуливаясь по Гартенштрассе, поднимет голову и заглянет в открытое окно четвертого этажа, то он непременно увидит там ярко-красный колпак, из-под которого торчат мундштук суданской курительной трубки и гигантский, тонкий и острый нос, который непрерывно ерзает в разные стороны, стараясь не пропустить ничего из того, что делается на улице. Одно из окон первого этажа, то, что расположено справа, как раз рядом с дверью, тоже почти всегда открыто. Возле него сидит, прилежно склонившись над толстой рукописью, маленький редкоусый паренек. Все свои часы досуга он проводит за обработкой объемистого труда с красноречивым заголовком: «Почему у птиц есть перья». Этот орнитолог, разумеется, не кто иной, как Отец Одиннадцати Волосинок. Когда трое ученых закончили свою работу в Судане, он и Хаджи Али решили вместе с ними переехать в Германию. Отец Смеха посвятил себя торговле, и его дело процветает, причем покупателей привлекает не столько продающийся в лавке товар, сколько забавное лицо хозяина. Стефан же стал комендантом дома, в котором поселились он и его друзья. Однако эту работу он считает скорее дополнительной, чем основной. Не имея ни одного ученика, он именует себя преподавателем иностранных языков, а также вбил себе в голову идею с помощью издания научной книги доказать Отцу Аиста, что он «тоже видел птиц и много думал о них». Теперь он просит величать его «орнитологическим автором», а в качестве темы своего исследования он выбрал знаменитый вопрос из не менее знаменитой истории Пфотенхауера, до конца которой этот последний не добрался и по сей день.

Как раз сейчас Стефан снова корпит над своей рукописью, которую он разослал уже в двадцать различных издательств и всякий раз получал ее назад с замечанием, что язык произведения не соответствует серьезности затрагиваемых в нем проблем. Внезапно рядом с ним открывается маленькое окошко, и почтальон кладет на стол потрепанный, оклеенный множеством иностранных марок конверт. «Комендант и автор» берет его в руки и читает коряво, как будто детской рукой нацарапанный адрес Эмиля Шварца. На обратной стороне стоит написанное по-арабски имя: Барак аль-Кади.

Тогда малыш вскакивает с места и опрометью бежит в магазин, крича еще издалека:

— Есть еще три профессора в саду, заднем?

Хаджи, к которому обращен этот вопрос, отвечает на вполне сносном немецком, который он усвоил в течение двух проведенных здесь лет:

— Да, я их только что еще видел.

— Идем со мной тогда туда, быстрей-быстрей! Пришло письмо, африканское, от Охотника на слонов, пишущего!

Отец Листьев во весь опор несется в сад, расположенный позади дома, Хаджи едва поспевает за ним со своей блаженной улыбкой на лице. Братья Шварцы и Пфотенхауер покуривают послеобеденные трубки в большой беседке. Услышав громкие крики Стефана и Отца Смеха, все трое вскакивают на ноги и спешат им навстречу. Письмо внимательно осматривают со всех сторон и затем вскрывают. Оно, конечно, написано по-арабски и в переводе звучит примерно так:

«Кенадем, 12 раби аль-авваль[1406].

Моему другу, известному Отцу Четырех Глаз!

Аллах велик и дает ночи росу. Я обещал тебе, поэтому я пишу. У меня все хорошо. О, сын моего блаженства, ведь я нашел тебя в ущелье молитв! Утешение моих глаз, отрада моей души. Финики обильно уродились в этом году, и был собран хороший и большой урожай. Мой любимый верблюд ослеп на один глаз, а как дела у тебя, твоего брата и Отца Аиста? Пророк постился в пустыне — то же самое и вы для меня, и я для вас. Хорошо тому, у кого есть сын! Абуль-моута запороли до смерти. Ты знаешь, что он это заслужил, этот негодяй. Я не проклинаю его.