Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Если я влюблялась, то всегда без памяти, – сказала Дженис, а Страйк подумал об умирающем в агонии Джонни Марксе и о прощальном поцелуе Дженис.

– Ой, Стив такой был юморист, что вы! Люблю мужчин, с которыми не скучно. А уж как был хорош собой! Я слонялась мимо его дома по десять раз на дню, страсть как хотела просто увидеться, поздороваться… ну дак вот: сдружились мы… Стал он, значит, ко мне захаживать, чтоб поделиться своими неурядицами… и как-то раз признался, что, эта-а, с ума сходит по замужней женщине. Втюрился в жену парня с работы. Все говорил, говорил, говорил, как тяжела ее жизнь, а я перед ним сижу, одинокая, с ребенком. И у меня, надо понимать, жизнь не тяжелая? У той хоть муж есть, правда же? Нет, думаю, ничего я от него не добьюсь, покуда не уберу ее с дороги… прям так и подумала: надо ее убрать…

А чем она лучше меня была? – бормотала Дженис, указывая на фотографию Джоанны Хэммонд, висевшую на стене. – Одна эта блямба на щеке чего стоила… Отыскала я адрес в телефонной книге и просто стала круги нарезать вокруг ее дома – вызнавала, когда муж на работе. Был у меня когда-то парик – на танцульки в нем ходила. Вытащила я его из загашника, надела свою сестринскую форму, очки, которые незнамо откуда у меня взялись – надобности-то в них не было. Позвонила в дверь, сказала, что получила сведения о ее трудном положении в семье. Люди медсестру всегда привечают, – уточнила Дженис. – А ей позарез нужно было кому-нибудь выплакаться. Она у меня как миленькая расчувствовалась, слезу пустила. Рассказала, что спит со Стивом и якобы в него влюблена… Ну, натянула я латексные перчатки да и приготовила ей напиток. Гербицида полстакана бухнула. Она как пригубила, сразу догадалась, но я тоже не лыком шита: схватила ее сзади за волосы, – Дженис показала это движение в воздухе, – оттянула башку назад и насильно влила целый стакан этой стерве в глотку. Ну дак вот. Сползла она на пол, задыхаться стала – тут я ей еще плеснула, неразбавленного. Пришлось, конечно, немного с ней посидеть, чтобы не вздумала по телефону названивать. А когда ясно стало, что ей каюк, сняла я форму – и домой.

Для таких дел выдержка требуется, – объясняла, сияя глазами, раскрасневшаяся Дженис Битти, – но, если не дергаешься понапрасну, все у тебя получится… говорю же: выдержка нужна. А я завсегда своего добивалась, хоть и не было у меня модельной внешности. Я ведь не из тех, кого запоминают: я неприметная…

На другой день Стив у меня дома все глаза выплакал. Все шло как по маслу, – проговорила женщина, влившая в горло соперницы чистый гербицид. – Мы с ним после этого часто видеться стали, он ко мне на огонек забегал. Между нами что-то зарождалось, я это чувствовала. Стива я никогда сильно не травила, – похвалилась Дженис, будто в доказательство своих чувств. – Так, по чуть-чуть, чтоб домой не спешил, чтоб понимал, как я ему нужна. Уж как я за ним ухаживала. Однажды лицо ему протерла, пока он у меня на диване спал.

Тут Страйк еще раз вспомнил ее поцелуй в мертвую щеку Джонни Маркса.

– Но зачастую, – в голосе Дженис появилась горечь, – парни думали, что я для них типа мамаши, и ничего другого во мне не видели. Я знала, что Стиву нравлюсь, но подозревала, что и он видит меня не в самом выгодном свете. Подумаешь, медсестра какая-то, да еще Кева всюду за собой таскает. Ну дак вот: раз вечером приходит Стив, а у Кева истерика, и Стив намылился уходить, чтоб я, мол, без помех могла уделить внимание сыну… тут-то до меня и дошло, что нипочем не возьмет он бабу с ребенком. Вот я и решила от Кева избавиться.

Она говорила об этом так, словно решила избавиться от ненужного хлама.

– Но когда на кону родное дитя, тут особая осторожность требуется, – объяснила Дженис. – Сперва нужно легенду придумать. Не мог же он просто взять да умереть, если завсегда крепеньким рос. Я начала экспериментировать с разными веществами. Надумала соль в избытке ему в организм вводить, но он наверняка сказал бы, что уже на спор соль глотал. Ну дак вот. Стала я подмешивать ему кой-чего в еду. Чтоб он в школе жаловался на боли в животе, а я бы говорила: «Ой, знаете, это просто воспаление хитрости».

– Но потом его осмотрела Марго, – напомнил Страйк.

– Но потом, – кивая, медленно повторила Дженис, – эта заносчивая стерва отводит его в сторонку – и давай пальцем в живот тыкать. Уж будьте уверены: что-то она заподозрила. И после того случая, значит, меня пытала: какие такие напитки я ему даю, поскольку этот паразит мелкий выболтал ей про «особенные напитки», которыми поит его мама… Проходит несколько дней, – продолжала Дженис, крутя на пальце обручальное кольцо, – и я понимаю, что Стив, который должен был мне достаться, все на сторону глядит. Дальше – больше. В ординаторской за чаем Марго начинает, эта-а, приставать ко мне с расспросами о смерти Джоанны, а Дороти и Глория тут как тут, уши греют. Я такая: «Мне-то откуда знать, палки-моталки, как это произошло?», но сама задергалась. Стала думать: что мог ей наговорить Стив? Что дело нечисто? Или что соседи заметили у дома медсестру? Ну, я решила соломки подстелить. Послала ей на Рождество шоколадные конфеты, начиненные фенобарбиталом. От Айрин я слыхала, что Марго получает записки с угрозами, и ничуть не удивилась: ты не суй свой нос, куда не просят, гадина эдакая, в каждой бочке затычка. По моему разумению, все должны были подумать: от кого записки, от того и шоколад, а уж кто он таков – ищите… Но конфеты она так и не съела. При мне в мусорку выкинула; правда, потом говорили – достала из мусора и сохранила. А я доперла: не иначе как на анализ хочет снести.

– И тогда вы наконец переключились на простого работягу Ларри, – сказал Страйк.

– Кто сказал, что он простой работяга? – вспыхнула Дженис.

– Опять же Айрин, – ответил Страйк. – Вам ведь нужен был цемент? Как мне представляется, вы не хотели покупать смесь в магазине, чтобы не вызывать вопросов. А потому уломали Ларри вывезти нужное количество со стройки, не болтая лишнего, так?

Она посмотрела на него своими круглыми голубыми глазами, которым поверил бы каждый, кто не слышал этого разговора.

– Что навело вас на мысль о бетоне? – поинтересовался Страйк. – Тот слух о трупе, закатанном в фундамент?

– Ага, – наконец ответила Дженис. – Иначе труп-то завоняет. Для меня было важно поскорей от нее отделаться. Уж слишком она близко подобралась: осматривала Кева, расспрашивала про Джоанну, конфеты зачем-то сохранила. Мне бы на руку было, чтоб люди подумали: не иначе как похитил ее Эссекский Мясник или, на худой конец, тот, кто слал ей записки с угрозами.

– Сколько раз вы побывали у Эторнов до того, как убили Марго?

– Да немало.

– Потому что им требовалось медицинское обслуживание или по другой причине?

Наступила самая длительная пауза, достаточная для того, чтобы из-за облака вынырнуло солнце и стекло в карете Золушки на миг загорелось белым огнем, но потом карета опять превратилась в обыкновенную мещанскую безделушку.

– Мне частенько приходило в голову их убрать, – медленно сказала Дженис. – Даже не знаю зачем. Просто за то время, что я к ним ходила… никто туда носу не казал, а сами они не от мира сего были. Наезжали к ним только двоюродные какие-то, да и то раз в год по обещанью. С теми я законтачила в январе, когда надо было квартиру вычистить, чтоб сосед снизу в суд не побежал… родственнички малость поваландались – и поминай как звали, а «Клер» – на своем горбу хлам таскай…