Битва за Рим - Колин Маккалоу

Эта речь вроде бы не имела последствий, но вскоре Сулла узнал, что Цинна активно добивается поддержки рядовых членов Сената на тот случай, если Вергилий и другой народный трибун, Публий Магий, представят на рассмотрение Сената предложение рекомендовать центуриатной комиции лишить Суллу полномочий и привлечь к ответу по обвинению в измене и убийстве. Сенат не попался на подобные уловки, но Сулла понимал, что сама тенденция не сулит ничего хорошего. Ведь им известно, что он все еще находится в Капуе с тремя легионами. И потому они, очевидно, вообразили, будто у него не хватит мужества повторить свой поход на Рим. Они почувствовали, что могут безнаказанно бросить ему вызов.

В конце января Сулле пришло письмо от Корнелии Суллы. Дочь писала:

Отец, я нахожусь в отчаянном положении. Мой муж и свекор мертвы, а новые родственники — особенно деверь, который называет себя Квинтом, — ненавидят меня. Его жена тоже терпеть меня не может. Пока муж и свекор были живы, это не доставляло особых хлопот, однако теперь новый Квинт и его ужасная супруга живут вместе со свекровью и со мной. Права на дом принадлежат моему сыну, но они, кажется, забыли об этом. Моя свекровь — и это естественно, полагаю, — перенесла свою любовь с мертвого сына на живого. Они постоянно попрекают тебя за все неприятности — как Рима, так и их собственные. Они даже говорят, что ты намеренно послал моего свекра на смерть в Умбрию. В результате мои дети и я вынуждены обходиться без слуг. Более того, нас даже кормят той же пищей, что рабов, не говоря уж о том, что мы живем в крайне бедной обстановке. Когда же я жалуюсь и протестую, мне сообщают, что я просто несу ответственность за тебя! Точно так же, видимо, и за то, что родила сына своему покойному мужу и этот сын теперь является наследником почти всех богатств своего дедушки! Вот еще один источник их ненависти. Далматика умоляет меня жить с ней в вашем доме, но я чувствую, что не посмею сделать этого, пока не получу твоего разрешения.

Однако прежде чем просить тебя о том, чтобы ты приютил меня в твоем доме, я бы хотела, отец (если, конечно, у тебя будет время подумать обо мне), просить тебя найти мне другого мужа. Пока прошло всего семь месяцев моего траура. Если ты дашь согласие, я бы провела остальные месяцы в твоем доме под защитой твоей жены. Но я не собираюсь обременять Далматику дольше, чем на этот срок. Я должна иметь свой собственный дом.

Я не такая, как Аврелия, и не хотела бы жить сама по себе. Я не могу считать образ жизни Аврелии на редкость удачным. Пожалуйста, отец, найди мне другого мужа! Я была бы тебе так благодарна! Выйти замуж за худшего из людей бесконечно предпочтительнее, чем вторгаться в дом другой женщины. Я говорю это совершенно искренне.

Что же касается непосредственно меня, то я вполне здорова, хотя беспокоит кашель — должно быть, из-за холода в моей комнате. То же относится и к детям. Меня не покидает мысль, что в этом доме недолго будут печалиться, если что-нибудь произойдет с моим сыном.

Сетования Корнелии Суллы были мельчайшей песчинкой в потоке все ухудшающихся новостей, настигавших Суллу, но именно они и склонили чашу весов.

До этого письма Сулла еще не знал, какое решение примет. Теперь же он знал это. И хотя это решение менее всего было связано с Корнелией Суллой и ее бедами, у него появилась идея и относительно ее бедной маленькой жизни. Как смел этот пицен, этот нахальный деревенщина, подвергать опасности здоровье и счастье его дочери и внука!

Сулла отправил два письма: одно — Метеллу Пию Поросенку, приказывающее ему прибыть в Капую из Эзернии и привезти с собой Мамерка, второе — Помпею Страбону. Письмо Поросенку состояло из двух простых предложений, письмо Помпею Страбону отличалось большей основательностью:

Не сомневаюсь, Помпей Страбон, что тебе известно обо всем происходящем в Риме: об опрометчивых действиях Луция Цинны и его дрессированной шайки народных трибунов. Полагаю, мой северный друг и коллега, что мы достаточно хорошо знаем друг друга. Сожалею о том, что наши карьеры не позволяли нам завязать тесную личную дружбу, но мы оба понимаем: наши цели и намерения совпадают. Я постоянно вижу в тебе консерватизм и почтение к старым законам. Я вполне разделяю эти воззрения. Мне известно, что ты не любишь Гая Мария, и сильно подозреваю, что сходные чувства ты испытываешь и к Цинне.

Если ты искренне считаешь, что для Рима лучше было бы послать против Митридата Гая Мария с его легионами, тогда немедленно разорви это письмо. Но если ты предпочитаешь видеть в Азии меня и мои легионы, то продолжай читать дальше.

Благодаря теперешнему положению дел в Риме я беспомощен начать то предприятие, которое мне следовало бы начать еще в прошлом году, пока не истек срок моего консульства. Вместо того чтобы отправиться на Восток, я вынужден сидеть в Капуе со своими тремя легионами, пытаясь избежать утраты своих полномочий, ареста и обвинения в таком ужасном преступлении, как усиление mos majorum. Цинна, Серторий, Вергилий, Магий и остальные толкуют, разумеется, об измене и убийстве.

Если не считать моих легионов в Капуе, еще двух — возле Эзернии и одного — возле Нолы, твои войска являются единственными, которые находятся сейчас в Италии. Я могу положиться на Квинта Цецилия в Эзернии и Аппия Клавдия в Ноле, поскольку они поддерживали меня и мои планы, пока я был консулом. Это письмо я написал для того, чтобы спросить: могу ли я так же полагаться на тебя? Может случиться, что после моего ухода из Италии ничто уже не остановит Цинну и его прихвостней. И могу уверить тебя, что если я вернусь с Востока победителем, то заставлю своих врагов заплатить за все.

Теперь что касается моего нынешнего положения. Мне необходимы гарантии на те четыре или пять месяцев, пока меня не будет в Италии. Ветра над Адриатикой и Ионией в это время чрезвычайно капризны, и бури разыгрываются достаточно часто. Я не могу позволить себе рисковать войсками, в которых Рим сейчас отчаянно нуждается.

Гней Помпей, не мог бы ты в моих интересах взять на себя задачу проинформировать Цинну и его союзников, что я послан на эту восточную войну законно? То есть о том, что, если они попытаются помешать моему отплытию, это окажется гибельным для них. И что они должны прекратить свои попытки изводить меня, по крайней мере сейчас. Итак, мог бы ты это сделать?

Если ты решишь ответить мне положительно, то умоляю, считай меня во всех отношениях своим другом и коллегой. Я буду ждать твоего ответа с большим волнением.

Ответ Помпея Страбона был получен Суллой прежде, чем его легаты прибыли из Эзернии. Он был написан его собственной рукой и состоял только из одной лаконичной фразы: «Не беспокойся, я все устрою».

Поэтому, когда Метелл и Мамерк наконец предстали перед Суллой в Капуе, то нашли его куда более добродушным и спокойным, чем ожидали, судя по той информации, которую регулярно получали из собственных источников в Риме.

— Не волнуйтесь, все устроилось, — молвил Сулла, ухмыляясь.

— Каким образом? — изумился Метелл Пий. — Я слышал, там выдвигаются против тебя ужасные обвинения — измена, убийство!

— Я написал своему хорошему другу Помпею Страбону и переложил свои неприятности на него. И он сказал, что сам все уладит.