Кукла - Болеслав Прус

Он все глубже и глубже погружался в забытье, со всех сторон нахлынула на него темнота, вернее глубокая чернота, в которой лишь одно окошко еще светилось, как звезда, но и оно меркло с каждой минутой.

Наконец и эта последняя звезда погасла…

Может быть, он и увидел ее вновь, но уже не на земном горизонте.

Около двух часов дня пришел Казимеж, слуга пана Игнация, и принес корзину с тарелками. Он с грохотом накрыл на стол и, видя, что барин не просыпается, позвал:

— Пожалуйте обедать, остынет…

Однако пан Игнаций и на этот раз не пошевелился; тогда Казимеж подошел к кушетке и повторил:

— Пожалуйте обедать…

Вдруг он отшатнулся, выбежал на лестницу и принялся стучать в задние двери магазина; там были Шлангбаум и один из приказчиков.

Шлангбаум открыл дверь.

— Чего тебе? — грубо спросил он.

— Сделайте милость… с нашим барином что-то случилось…

Шлангбаум осторожно шагнул в комнату, взглянул на кушетку и попятился…

— Беги скорей за доктором Шуманом! — крикнул он. — Я не хочу сюда входить…

Как раз в это время у доктора был Охоцкий и рассказывал ему, как вчера утром он вернулся из Петербурга, а днем провожал свою кузину, Изабеллу Ленцкую, которая уехала за границу.

— Представьте себе, — закончил Охоцкий, — она идет в монастырь.

— Панна Изабелла? — переспросил Шуман. — Что ж, она собирается кокетничать с самим господом богом или только хочет отдохнуть от волнений, чтобы вернее потом выйти замуж?

— Оставьте… она странная женщина… — тихо сказал Охоцкий.

— Все они кажутся нам странными, пока мы не убеждаемся, что они просто глупы или подлы, — с раздражением ответил доктор. — Ну, а о Вокульском вы ничего не слышали?

— Вот как раз… — вырвалось у Охоцкого.

Но он запнулся и замолчал.

— Так что же, знаете вы о нем что-нибудь? Уж не хотите ли вы сделать из этого государственную тайну? — не отставал доктор.

В эту минуту вбежал Казимеж с криком:

— Доктор, с нашим барином что-то случилось! Скорее, скорее!

Шуман бросился на улицу, Охоцкий за ним. Они вскочили в пролетку и галопом помчались к дому Жецкого.

Из подъезда навстречу им кинулся Марушевич с озабоченной физиономией.

— Представьте себе, — крикнул он доктору, — у меня к нему такое важное дело… вопрос касается моей чести… а он взял да и помер!..

Доктор Шуман и Охоцкий, сопровождаемые Марушевичем, вошли в квартиру Жецкого. В первой комнате уже находились Шлангбаум, советник Венгрович и торговый агент Шпрот.

— Пил бы он брагу, — говорил Венгрович, — дожил бы до ста лет… А так…

Шлангбаум, увидев Охоцкого, схватил его за руку и спросил:

— Вы обязательно хотите забрать на этой неделе свои деньги?

— Да.

— Почему так срочно?

— Потому что я уезжаю.

— Надолго?..

— Может быть, навсегда, — отрезал Охоцкий и вслед за доктором прошел в комнату, где лежал покойник. За ними на цыпочках вошли остальные.

— Страшное дело! — сказал доктор. — Одни гибнут, другие уезжают… Кто же в конце концов тут остается?

— Мы!.. — в один голос откликнулись Марушевич и Шлангбаум.

— Людей хватит… — добавил советник Венгрович.

— Да, хватит… Но пока что уходите-ка отсюда, господа! — крикнул доктор.

Все с явным неудовольствием удалились в переднюю. Остались только Шуман и Охоцкий.

— Присмотритесь к нему, — сказал доктор, указывая на умершего. — Это последний романтик… Как они вымирают… как вымирают…

Он дернул себя за усы и отвернулся к окну.

Охоцкий взял уже похолодевшую руку Жецкого и наклонился над ним, словно собираясь шепнуть ему что-то на ухо. Взгляд его упал на письмо Венгелека, до половины высунувшееся из бокового кармана покойника. Он машинально прочел написанные крупными буквами слова: «Non omnis moriar».

— Ты прав… — тихо сказал он как бы самому себе.

— Что, я прав? — спросил доктор. — Я давно это знаю.

Охоцкий молчал.

1890

«Кукла» — первое крупное произведение Пруса. До этого Прус был известен как новеллист, автор повестей и рассказов из жизни деревни, городской бедноты, средних слоев общества.

Высказывания Пруса середины 80-х годов свидетельствуют о том, что он хотел написать роман о важнейших проблемах современности. Когда в 1884 году редакция польского журнала «Край», выходящего в Петербурге, предложила Прусу сотрудничать в отделе критики, он ответил: «Хорошая вещь — критиковать, но еще лучше делать самому, а я уже начинаю ориентироваться в беллетристике и поэтому вместо критики предпочитаю написать несколько романов о великих проблемах нашей эпохи».

Темой «Куклы», по определению самого писателя, является изображение «польских идеалистов на фоне разложения общества». «Наш идеализм, — говорит писатель, — представлен в романе тремя типами, характерными тем, что каждый из них стремится к большим делам, не заботясь о малых, тогда как реалист Шлангбаум, делая малые дела, завоевывает страну.

Жецкий — это идеалист в политике, Охоцкий — в науке, а Вокульский — очень сложен, как человек переходной эпохи».

Эта тема дала Прусу возможность показать жизнь польского общества 80-х годов в широком разрезе — от аристократических салонов до варшавских окраин. (Подробнее о замысле романа см. во вступительной статье к первому тому настоящего издания).

Характерной особенностью «Куклы» является подлинность многих описываемых событий, почти документальность в отражении жизни Варшавы и людей того времени. В действие романа вплетаются и международные события того времени: русско-турецкая война 1877-1878 годов, Берлинский конгресс 1878 года, аннексия Боснии и Герцеговины Австрией в 1878 году и т.д.

Многие персонажи романа имеют своих прототипов. «Старый Шлангбаум — это действительное лицо, его настоящая фамилия — Тенненбаум, а его портрет, кто хочет, может увидеть в „Юбилейной книге“ „Курьера варшавского“, — писал современник и биограф Пруса Людвик Влодек. Прототипом Охоцкого все современники называют известного публициста того времени, философа-позитивиста Юлиана Охоровича (1850-1917).

Польские исследователи нашли прототип и для образа Жецкого. «Подобно Жецкому, — пишет современный исследователь творчества Пруса Г.Маркович, — заходил в магазин Новицкого и Александр Гловацкий (т.е. Прус. — Е.Ц.) „для интимных бесед о личных делах“ (рассказывает сын хозяина магазина Вацлав Новицкий), и в этих условиях он ближе познакомился и узнал характер управляющего делами моего отца Болеслава Морского, старого холостяка, человека безупречного характера, который и послужил прототипом старого приказчика Игнация Жецкого, героя „Куклы“.