Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева

встал, надел халат. Элли пусть ещё поспит или разбудить? Да, лучше не тянуть.

– Элли, – позвал он, не оборачиваясь.

– Да, Джек, – сразу откликнулась она. – Ещё рано.

– Да, – согласился он и, уже выходя из спальни, сказал: – Здесь нельзя оставаться, Элли.

Сказал так, что она поняла: нельзя, надо собираться и уходить. Да, она знала, что Джек не останется с ней, у него русские документы, он уедет в Россию, она всё понимает и не ей его остановить. Да она и не хочет останавливать. Надо… да, надо всё убрать, с собой она возьмёт самое необходимое. Кажется, в кладовке был чемодан. И Джеку сумку посмотреть.

Элли встала и быстро, но без спешки стала приводить себя и спальню в порядок, готовить завтрак и собираться.

Небольшой изящный чемодан она положила на кровать в спальне, а вот эта сумка из чёрной кожи, пожалуй, подойдёт Джеку.

Элли постучала в дверь его спальни.

– Джек…

– Да, Элли, входи.

Увидев сумку, Андрей обрадовался.

– Вот спасибо, Элли. А то я всё по карманам распихиваю.

Он взял у неё сумку, тоже положил на кровать и достал из тумбочки свёрток.

– Вот, Элли возьми. На первое время тебе хватит.

Столько денег сразу Элли ещё не видела, а, разобравшись, что это не десятки, а сотенные, даже испугалась.

– Джек, это же такие деньги!.. Но…

– Без «но», Элли.

Он улыбнулся, и, увидев эту улыбку, Элли послушно взяла у него пачку.

– Здесь слишком много, Джек.

– Денег бывает мало, или очень мало, или нет совсем, а много и слишком много не бывает, Элли, – засмеялся он в ответ.

– Но… но ты же мне всё отдал, а себе ты оставил? Возьми половину, Джек.

– Сколько мне нужно, я взял.

И она поняла, что спорить и бесполезно, и нельзя.

– Хорошо, Джек, спасибо. И вот, держи.

Андрей бережно принял на ладонь тёмно-красную книжечку удостоверения.

– Ты не хочешь узнать, где она была? – старательно изображала веселье Элли и, не дожидаясь его ответа, сказала: – У Лео. Там под гривой, как кармашек маленький. Правда, здорово придумано?

– Да, – он был очень серьёзен. – Спасибо тебе, Элли, за всё спасибо.

– Да-да. Ты собирайся и приходи на кухню, я кофе поставила, – она говорила быстро, потому что ей вдруг мучительно захотелось плакать.

Андрей кивнул. И, когда она ушла, аккуратно вложил удостоверение в нагрудный карман рубашки и застегнул пуговичку. Жалко, бумажник пропал. И всё остальное. Но в Джексонвилле ему показываться нельзя. Раз Эркин уже уехал, то светиться и нарываться на расспросы незачем. Так, теперь… Он вывалил на кровать всё, что решил взять с собой, и стал укладывать сумку. Двое трусов, две рубашки – голубая и бежевая в мелкую клетку, у Эркина была такая же, рябенькая – две пары носков, два небольших тонких вафельных полотенца, мыло, бритвенный прибор, мочалку… купит, у него с той сотни ещё полно, да ещё две сотенных, а больше ему иметь при себе нельзя: начнутся расспросы, откуда столько, да ещё копать полезут, а тут только дай зацепку, нет уж, перебьёмся. Так, что ещё? Махровые полотенца, халат, шлёпанцы… нет, это всё вроде тысячной купюры в кармане у работяги, нельзя, лишняя примета. Всё, пожалуй. Две смены есть, третья – на теле, остальное – приложится. Андрей придирчиво осмотрел спальню и ванную – всё ли в порядке, протёр носовым платком краны и дверные ручки, взял сумку и пошёл на кухню.

Элли, тоже уже не в халате, а в юбке и кофточке, на ногах удобные в дороге туфли, никаких украшений, косметики чуть-чуть. На столе чашки с горячим крепким кофе, тарелки с сэндвичами. Они молча, без спешки, но и не растягивая время, поели, Элли быстро и очень ловко вымыла, тут же убрала посуду. Вышли в гостиную.

Андрей снял с вешалки и помог Элли надеть плащ, надел и застегнул ветровку. Но… но ещё не всё сказано.

– Элли, ты… Ты очень хорошая, – она, повернувшись к нему, молча ждала. – У меня есть ещё одна просьба.

– Да, Джек, я всё сделаю.

– Поклянись.

Он никогда ещё не говорил с ней так серьёзно.

– Клянусь. Ну… ну, памятью мамы клянусь.

– Памятью мамы, – медленно повторил он и кивнул. – Этому верю. Элли, забудь про меня. Увидишь когда-либо, услышишь что-нибудь, не узнавай. Не было меня. Ничего не было.

Глаза Элли расширились, она медленно подняла руку, прижала пальцы к своим губам, словно зажимая крик, и кивнула.

– Спасибо, Элли. Прощай.

– Прощай, Джек, – шёпотом выдохнула Элли.

Андрей повесил на плечо сумку и открыл перед Элли дверь.

Тихое тёплое утро. Молча, сразу и рядом, и порознь они спустились по ступенькам с веранды, за их спинами щёлкнул замок захлопнувшейся двери, и Элли пошла через газон к воротам, а Андрей повернул за угол к лазу в живой изгороди.

Когда Андрей вышел на дорогу, он издали увидел Элли возле указателя «остановки по требованию» до Кингслея, и остался стоять в зарослях, наблюдая. Убедившись, что она благополучно села в местный автобус, он сквозь кусты по еле заметной тропинке вышел на параллельную дорогу, встал на обочине и приготовился ждать. Ему в другую сторону и в другой город, и вообще…

Светлело небо, облака заметно поредели. На траве блестит роса, и птицы вовсю гомонят, нет, поют. Весна. Сегодня первое марта. Как и год назад, он на дороге. Тогда всё его имущество было надето на нём, а богатство – в ящике с инструментами. А сейчас… вот инструменты жалко, но слишком опасно соваться в Джексонвилл. Ладно, добраться до Эркина важнее, а инструменты – дело наживное.

Зашумел мотор, и Андрей сразу напрягся, готовый ко всему. И не удержался от радостной улыбки, увидев русский военный грузовик. Вот удача! И с той же улыбкой рванулся навстречу машине с вскинутой в призывном жесте рукой.

Шофёр в лихо сдвинутой на ухо пилотке остановил машину, но глядел настороженно.

– Ну?

– До комендатуры подбрось, а? – улыбался Андрей.

– Та-ак, – шофёр подозрительно осмотрел его. – А язык откуда знаешь?

– Из угнанных я, – Андрей улыбнулся ещё шире и бесхитростнее. – Домой охота, в Россию.

– Ладно, – кивнул шофёр. – Будет тебе комендатура. Полезай в кузов.

– Ага! Спасибо, браток.

Андрей кинул сумку в кузов и быстро перелез через борт. Шофёр рванул машину с места прежде, чем он сел, и Андрея едва не выкинуло обратно. Он сел на дно кузова и засмеялся. Ну, всё, он едет! И тут же одёрнул себя: ещё не вечер, ещё всякое может быть. Но… но привезут его точно в комендатуру. Уже легче.

Машина шла быстро,