Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Несколько лучше обстояло дело с пехотой. Экипировка русского солдата была традиционной, и в то же время весьма продуманной. Рядовой имел с собой воду и печенье на два с половиной дня, скатку серой шинели, тент и иногда лопатку. Вес поклажи на одного воина доходил до 35 кг. Иностранцы неизменно отмечали, что русский пехотинец всегда держал винтовку с примкнутым штыком — это говорило о готовности (и даже о желании) броситься в штыковую атаку. Западный солдат пошел бы в ближний бой лишь израсходовав все патроны. Но русские — от Суворова и далее — считали, что «пуля дура, а штык — молодец». Они ходили с примкнутыми штыками даже не в боевой обстановке. Это не было удобно (японская винтовка «Арисака» была компактной). Ориентация на штыковую атаку, возможно, избавляла многих от постоянных упражнений в стрельбе. Возможно у английских наблюдателей были основания полагать, что стрельба русских была «худшей в Европе». И не только из-за отсутствия упражнений. Русские солдаты обязаны были стрелять только по приблизившемуся противнику и только вместе и по команде. Довольно скоро раскрывшие свои боевые возможности пулеметы «Максим» были еще относительной редкостью, ими вначале были вооружены лишь несколько воинских частей. Пулемет «Максим» очень увеличил силу русской армии.

Стремясь укрепить свои позиции на Дальнем Востоке, российское военное ведомство вступило в процесс обновления артиллерийского парка, стремясь увеличить численность «быстростреляющих пушек» — трехдюймовых орудий. Прогресс, казалось, был налицо, но подвела и весьма распространенная безалаберность. Как стало очевидно позднее, артиллеристы не получили «учебного сопровождения» к новой артиллерийской технике, многие из них не имели необходимого опыта. Немалое число артиллеристов (в том числе и офицеров) произвели свой первый выстрел уже в ходе боевых действий.

Российский флот имел славную историю, но никто в начале 1904 г. не знал его реальной силы. Уже говорилось, что особенностью русского флота было и то, что у огромной России не было ни единой незамерзающей бухты. Потому то царь и его адмиралы и стремились к Порт-Артуру — то был первый в истории России незамерзающий флот для русского флота. Но его там не хотели видеть японцы.

Черноморский флот был еще ограничен действовавшими со времен Крымской войны договорами, а Балтийский был чрезвычайно далеко от мест сражений. Но у России, в отличие от Японии, была хорошая судостроительная промышленность: После самой низкой точки в самом начале ХХ века, к 1904 г. положение российского флота заметно улучшилось — заработали дремлющие отечественные верфи. Немалое число кораблей Петербург купил у Британии, Соединенных Штатов, Франции и Германии. Отметим то обстоятельство, что Россия как владычица огромной империи, нуждалась в кораблях для сверхдальних переходов, что требовало иметь угольные бункеры там, где могла быть дополнительная броневая защита кораблей.

Важно отметить то обстоятельство, что русская наука и индустрия сумела достигнуть мирового уровня вопреки всему. Россия, как и мечтал Петр Великий, стала одним из мировых производителей океанских кораблей, гигантских линкоров, равных по мощи любым дредноутам мира. Видя смещение баланса в японскую сторону, российское военно-морское командование летом 1902 г. начало ускорять процесс строительства новых кораблей. Специалисты отмечали боевые качества первоклассного крейсера «Аскольд» и крейсера третьего класса «Новик». Россия делала весомые шаги по преодолению отставания на море.

К началу 1904 г. Дальневосточный флот России состоял из семи линейных кораблей (четыре из них были покрыты дополнительной броней), пяти первоклассных и двух третьеклассных крейсеров (четыре бронированы), двадцати пяти эсминцев, семнадцать торпедных катеров. В Порт-Артуре Россия имела семь линейных кораблей, шесть крейсеров и 16 торпедных катеров. Во Владивостоке стояли первоклассные крейсера «Россия», «Рюрик», «Громобой», «Богатырь» и несколько торпедных катеров. Первоклассный крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» на рейде стояли в корейском порту Чемульпо.

Один линейный корабль и семь крейсеров и четыре торпедных катера двигались в направлении Красного моря. Эти корабли — линкор «Ослябя» и крейсера «Аврора» и «Дмитрий Донской» находились под командованием адмирала Вирениуса. В январе 1904 г. они были уже в Красном море и встретили на своем пути два превосходных новых японских крейсера — «Нишин» и «Касуга». Эти корабли были построены в Италии для Аргентины, готовившейся к войне с Чили. (Но мир победил и Буэнос-Айрес ужаснулся предъявленному итальянцами счету, Россия и Япония бросились покупать новейшие крейсера. С помощью англичан заказ перехватили японцы. Русских моряков насторожила та скорость, с которой японские крейсеры под командой английских офицеров устремились домой).

Мы видим, что у России было значительное число боевых кораблей, но качество этих кораблей не было равномерно высоким: были отличные корабли, стояли в строю и устаревшие модели. Суда российского флота резко различались между собой по показателям скорости, вооруженности, защитной силы брони. Вторым негативным обстоятельством было не всегда высокое искусство флотских артиллеристов. Некоторые из российских линейных кораблей были вооружены столь же мощными пушками, но использовать их эффективно недостаточно обученный и умелый экипаж просто не мог. В-третьих, обращаться с таким флотом как единым целым было чрезвычайно сложно. Русские адмиралы не могли распоряжаться армадами своих флотов с легкостью и гибкостью, которых потребовала современная война.

Некоторые данные говорят о недостаточной дисциплине на борту военных кораблей, о неравноценности корабельных экипажей, о недостаточности умелых флотоводцев. На русском флоте было слишком много адмиралов — 100 в 1904 г. (У гораздо более крупного — британского флота было 69 адмиралов. У Франции — 53, у Германии — 9). Некоторые из этих русских адмиралов никогда не были капитанами кораблей. Более трети уже десять лет не выходили в море. На борту своих кораблей старшие офицеры жили в неумеренной роскоши, словно не покидали столичный Петербург. На флот рекрутировалось много крестьян, для которых это была первая встреча с морем; эти новоявленные моряки открыто грустили по лесным падям и просторам полей, а флот требует «морской косточки». Маневры были редкими, а боевые снаряды берегли «для дела».

Для выработки стратегии Петербург нуждался в реалистической картине мира и объективных выводах из оценки сложившейся обстановки. Столетие назад стратегической разведкой в полном смысле этого понятия и в глобальном его объеме обладала только Британия с ее Интеллидженс сервис, созданная тремя веками ранее. Остальные страны только входили в эту сферу. Шпионажем за рубежом в занимались пять российских ведомств: военное министерство, верховное командование в Маньчжурии, военно-морской штаб, департамент полиции и министерство иностранных дел.

Военное министерство более всего полагалось на работавших в Маньчжурии русских разведчиков. Те, в основном, вербовали китайцев, сообщавших о перемещении японских войск. Вылазки ознакомительного характера отнимали обычно две недели — немалый срок. Каждый агент имел свой собственный номер, благодаря которому его пропускали через русские позиции. Но это была малоэффективная разведка: китайцы с трудом ориентировались в японских частях; будучи арестованными, они создавали условия для дезинформации. Более точную картину давала разветвленная дипломатическая служба Российской империи.