Мыс Доброй Надежды - Андрей Кивинов

— День баквены, сезон дождей и прочую лабуду. Первое мая. — Петруха открыл большой холодильник. — Что пить будете?

— Воду со льдом, — за двоих ответил Плахов. — Трезво — нормость жизни!

— Пожалуй, я тоже, — согласился вождь. — Мне еще правосудие вершить… Эх, видели бы меня пацаны!

Громко похохатывая, Петруха достал из морозилки лед и наколол его в высокие бокалы.

— Язык-то африканский выучил? — спросил Вася.

— Только инглиш, — покачал головой Нгубиев. — На местный индун переводит.

И тут в двери бунгало кто-то осторожно постучал.

На людях Войцеховский и Рыбаков предпочитали разговаривать по-английски, дабы не привлекать к себе излишнего внимания со стороны прочих обитателей отеля.

Ранним вечером они ужинали на открытой террасе ресторана. Несмотря на свой специфический опыт, Рыбаков не обратил внимания на плотного небритого мужчину в серой футболке с надписью «BOSS», который в гордом одиночестве сидел за соседним столиком и молча пил пиво. Уваров знал толк в конспирации или, по крайней мере, считал, что так оно и есть. В данном случае действительно так оно и было. Ни Рыбаков, ни тем более Войцеховский не предполагали, что за ними ведется наблюдение, но, к сожалению, Уваров очень слабо знал английский, и потому его выгодная позиция в момент потеряла всякий смысл.

— Может, в казино вечером сходим? — предложил профессору Рыбаков.

— Если честно, я не любитель игры, — ответил Войцеховский, смущенно улыбаясь.

— Тогда на мюзикл?

— Сходите один, Андрей Борисович, а я поработаю.

— Иногда необходимо расслабиться, — попытался убедить профессора Рыбаков, но Войцеховский был непреклонен.

— Не могу, — отвечал он. — Это уже в крови. Как и у вас.

Профессор поднялся из-за стола, следом за ним встал и Рыбаков. Они вышли из ресторана под пристальным взглядом раздраженного Уварова.

— Полиглоты, мазафака, — процедил Никита сквозь зубы и залпом допил пиво. В его голове уже созревал оригинальный план.

Традиционный еженедельный разбор текущих дел племени баквена происходил на центральной площади селения. Недалеко от большого костра, яркими языками тянущегося к темнеющему небу, на специальном помосте был установлен трон вождя, на который воссел Петруха, скорчив серьезную рожу. Пред его светлыми очами собралось все мужское население деревни, исключая малолетних пацанов, еще не посвященных в воины. Плахов и Рогов, словно верные советники, заняли места сразу за троном.

Индун Джембо, долговязый негр с лисьим взглядом и вкрадчивой речью, коротко изложил Нгубиеву «программу» вечера.

— Сначала суд, потом внутренние разборки, — коротко перевел операм слова Джембо Петруха. — Что-то он мне доложить хочет… Такой пройдоха!

Джембо сделал знак рукой, на запястье которой Плахов заметил блестящий браслет навороченного «Ролекса», и к трону вождя с разных сторон вышли два аборигена. Для Плахова и Рогова были они, что называется, на одно лицо, но в этом случае нельзя было не заметить, что лицо того, что справа, пребывает в весьма помятом состоянии.

Джембо очень эмоционально, выразительным голосом доложил вождю суть дела. Петруха тут же перевел заинтригованным гостям:

— Короче, вот тот осел, — указал на негра слева, — дал тому козлу в долг мешок муки, а он не вернул. Тогда этот с братом ему по рогам настучал и корову увел. Племя ждет моего мудрого решения…

— Чистейший грабеж, — выразил свое мнение Вася.

— Это по вашему кодексу, — не согласился Петруха.

— А ты на чем базируешься? На понятиях? — улыбнулся Плахов.

— На справедливости, — гордо ответил вождь и, подозвав пальцем Джембо, указал на кредитора: — Муку ему вернуть!

Джембо перевел решение вождя на язык баквена. Племя одобрительно зашумело.

— …И корову оставить! — продолжил вынесение справедливого приговора Петруха.

Теперь радостно шумела только одна половина племени, другая же недовольно роптала.

Джембо что-то эмоционально прокричал вождю. Он был возмущен.

— Он же, говорит, ее украл, — ухмыльнувшись, перевел его слова Нгубиев. — Кража, говорит, самый тяжкий из грехов…

Нгубиев резко ответил Джембо, и тот опустил глаза. Петруха привстал на троне, набалдашником слегка постучал по голове индуна и снова прокричал что-то резкое. Баквена затихли.

Джембо понуро повернулся к племени и перевел слова вождя.

— Я ему велел сказать, что корова остается этому мужику за моральный ущерб, — объяснил Нгубиев операм. — А этот хорек Джембо совсем оборзел, пришлось его немного прессануть.

Баквена на площади снова начали роптать. Джембо снова обратился к Нгубиеву.

— Говорит, недоволен народ, — перевел Петруха. — А только хрен им — пусть знает, козлина, как долги не отдавать!

Нгубиев величественно поднялся из кресла и, вытянув вперед свой жезл, указал его наконечником на должника. Он отдал Джембо очередной приказ, и сейчас же из толпы вышли два мускулистых парня, схватили должника за руки и куда-то поволокли. Тот, понурив голову, обреченно поплелся с ними. Нгубиев ударил жезлом о помост, и баквена начали покорно расходиться по своим хижинам.

— Ты что, — на всякий случай уточнил вождя Вася, — казнить его приказал?

— Конечно! На костер наглеца!.. Шутка. Велел десять палок по пяткам всыпать, чтобы не мутил народ.

— Да ты сатрап…

— По-другому нельзя. Иначе на голову сядут.

Из темноты к помосту медленно подошел Джембо и наклонил голову перед вождем, прося уделить ему внимание.

— У меня неприятные новости… — начал было индун, но в его доклад вторглась тонкая трель звонка мобильного телефона.

Петруха выудил трубку из леопардовых недр и нажал кнопку ответа.

— Да? — сказал он по-английски, но, услышав ответ, перешел на русский. — Никита Андреевич? Да, рядом… Передаю.

Вождь баквена протянул трубку Плахову, а сам повернулся к индуну. Нгубиеву не терпелось услышать, какие же неприятности свалились на его голову.

Уваров осторожно, чтобы не задеть проводом телефона батарею пивных бутылок, расставленных на столе, взял в руки аппарат и расслабленно развалился в кожаном кресле.

— Короче, Игорь, полный облом, — доложил он, услышав голос Плахова. — Они между собой по-английски бакланят.

— Ты хоть что-то понимаешь?

— Так… Отдельные слова, — уклончиво ответил Уваров. — Общие места…

— А чем они занимаются?

— Гуляют, едят… Вечером ходили на мюзикл. Ничего особенного не делают. Отвисают.

— Все ясно. Ты тогда сворачивайся, а утром мы за тобой заедем.