Любимый, единственный... друг - Рини Россель

— Ты был далек от сна, мой друг! — Ким пихнула его в грудь. — Лежал... и планировал, когда лучше напасть. Сам знаешь.

— Вот: ты опять трогаешь меня! Кимберли, это ты постоянно провоцируешь физический контакт! Интересно, зачем? — прошептал он, просовывая руку ей под футболку и прикасаясь к обнаженной талии. Через секунду Джекс притянул девушку к себе на колени и почувствовал, что она дрожит. Ким лишь прерывисто вздохнула, когда он накрыл ладонью ее полную, мягкую грудь.

— Без лифчика? — спросил мужчина грубым от возбуждения голосом.

Черт возьми, а ведь он и вправду планировал только разговор! Но ее нежные губы приоткрылись в ожидании поцелуя, а волнующие бедра плотно прижимались к его животу. Джекс мог поклясться — Ким жаждала заняться с ним любовью, ведь он знал ее лучше всех на свете...

— Хочешь еще что-то сказать, дорогая?

— Не помню, — прошептала девушка.

Он страстно поцеловал ее и услышал стон удовольствия. Ким обняла его, царапая ногтями спину.

— Джекс, ах, Джекс... люби меня!

— Я всегда любил, — пробормотал он.

Мужчина увлек ее за собой в постель. Каждый нерв в его теле был объят огнем. Ким начала ласкать его с каким-то неистовым, первобытным пылом, и он вскрикнул, испытывая невыразимое желание. Джекс всегда знал, что любит ее, но не осознавал, насколько глубоким и безграничным может быть это чувство, пока не ощутил, какой земной и страстной может быть Ким.

Ее чувственность стала для мужчины открытием — шокирующим и волнующим одновременно. Теперь, когда он узнал ее так близко, их жизнь не могла остаться прежней.

Лишиться возможности прикасаться к этой, новой Кимберли равноценно потере зрения или слуха.

И если в конце недели она решит уйти...

Лицо Джекса исказила гримаса боли.

Ким с нежностью смотрела на спящего рядом мужчину: длинные, темные ресницы сомкнуты, уголки губ слегка приподняты, как будто ему снится что-то очень приятное.

Милый соседский мальчик, ставший близким другом и доверенным лицом. Красавец мужчина, к которому она обращалась в минуты грусти. Да, для него эти отношения стали тяжелой ношей, но он всегда вел себя благородно.

— Я причинила тебе столько боли! — прошептала девушка.

А еще Джекс оказался талантливым любовником. Он заставлял ее тело испытывать ощущения, о существовании которых она не знала и к которым боялась привыкнуть. При свете наступающего дня перед нею предстала самая главная проблема — как уйти от Джекса, пока в них обоих горит огонь страсти. Ким закрыла глаза, оживляя в памяти отчаянное сплетение тел, жадное соприкосновение губ и последовавший за этим наивысший пик невероятного наслаждения. Она вспомнила, как вскрикнула, пораженная его мастерством любовника.

Итак, через два дня Ким придется собрать всю силу и смелость. Необходимо уйти, пока досада и злость не успели омрачить их счастья.

Навсегда.

В субботу Джекс с Трейси поедут провожать гостей, а когда они вернутся из аэропорта, ее уже здесь не будет. Прощание никому не принесет пользы. Один взгляд Джекса, одно прикосновение его руки — и взрослая, самостоятельная Кимберли Норманн превратится в послушную девочку. Она останется и без колебаний отдаст ему всю себя. Нет, лучше уйти потихоньку, хоть это и жестоко.

Ким хотелось погладить мужчину по щеке, но она побоялась его разбудить. Одной улыбки Джекса будет достаточно, чтобы она передумала.

Девушка тихонько высвободилась из теплых, надежных объятий. Новый день еще не наступил, а ее сердце снова разбито.

Только на этот раз Кимберли не к кому было бежать.

* * *

— Привет, дружище Джекс, — Трейси обняла мужчину за талию. — Выглядишь бодрее, я удивлена!

Она говорила громко, пытаясь перекричать шум толпы, через которую они с трудом пробирались. Сотни жителей Чикаго прогуливались по Аллее Искусств, на которой разместилась уличная ярмарка. Последнее совещание было уже позади — Джекс и Трейси специально постарались завершить его пораньше, чтобы дать бизнесменам возможность присоединиться к женам и вместе с ними принять участие в заключительном мероприятии.

— Ничего удивительного! — мужчине были совершенно безразличны итоги завершившихся сегодня переговоров, потому что он знал главное: Ким желает проводить с ним ночи. — Я — счастливейший человек!

— Странно. И это после того, как я рассказала Ким, почему свела вас вместе?

— Ну, она злилась какое-то время, но... — Джекс вспомнил, как она таяла от желания в его объятиях, — потом перестала.

— Дружище, может, у тебя есть волшебная палочка? Начинаю думать, что слухи о тебе справедливы.

Мужчину начинали раздражать двусмысленные намеки партнерши.

— Кончай болтать, Трейс. Не будем обсуждать мою интимную жизнь. Мы с Кимберли прекрасно ладим.

— Конечно, ведь она с удовольствием улеглась с тобою, хотя прекрасно знала, что ты только этого и добивался.

— Слишком грубо даже для тебя, Трейс. И неверно.

— Что ты хочешь сказать? План был таким!

— Но не мой.

Она внимательно посмотрела Джексу в глаза.

— Уж не думаешь ли ты, что это навсегда?

— Не будь такой циничной. Кимберли любит меня, она сама так сказала.

— О господи... Жалкий мечтатель! — Трейси раздраженно посмотрела на партнера. — Ладно, пошли, — она кивнула в сторону маленькой галереи. — Вот. Я слышала прекрасные отзывы об одном художнике и ищу его работу для своего холла.

Джексу хотелось найти Ким. Когда он видел ее в последний раз, она уточняла обеденное меню в местном кафе. Но Трейси втащила его в небольшое помещение галереи, в котором вперемешку расположились абстракции, кубизм, станковая живопись и чеканка.

— Как думаешь, что хочет поведать нам это произведение искусства? — спросил Джекс, разглядывая одну из картин. — «Привет, я противное мокрое одеяло»?

— Смешно, но меня интересует скульптура. Найти бы что-нибудь вроде «Женщины, укушенной змеей» Жана Клезингера, но более сексуальное. Я была бы просто счастлива!

Джекс засмеялся.

— Тебе нужна статуя, говорящая: «Привет, я отравлена»?

— Замолчи! Ты безнадежен, когда речь идет об искусстве.

— Тогда отпусти меня, я хочу найти Ким.

— Забудь, лучше помоги мне.

Мужчина рассеянно осмотрелся.

— Я не могу забыть о ней.

Трейси дернула его за рукав:

— Посмотри!

Джекс обернулся и увидел большого голубя, сооруженного из множества детских книжек.

— Разве не потрясающе?