Там, где билось мое сердце - Себастьян Фолкс

Ричард Вариан был назначен его адъютантом и с трудом скрывал свою неприязнь. Вариана, который любил сигары, а в критические моменты взбадривал себя крепкими напитками, трезвенник Тейлор-Уэст, который еще и не курил, естественно, бесил. По-моему, особенно противно Вариану было трезвое хладнокровие, с которым тот убивал. И ему все было мало. Чтобы избежать упреков в недостаточном патриотизме, Вариан предпочитал отмалчиваться, тратя часы на «курьерскую службу». Мы злились: нашего лучшего офицера заставили заниматься подобной ерундой.

Но вот настал и наш черед. Командование второй ротой от Вариана перешло к «Спичке» Суонну, которому дали звание капитана, я стал его замом. Мой студенческий друг Дональд Сидвелл и «Фрукт» Пирз теперь командовали первой и третьей ротой. Четвертую отдали Джону Пассмору. Сам я, вероятно, не попал в командиры потому, что был парнем неприметным. Зато все придирки Тейлора-Уэста доставались Суонну, а мне оставалось держать под строгим контролем командиров взводов, которым не терпелось ввязаться в драку.

Восьмая армия Монтгомери гнала немцев по Северной Африке на восточном направлении. Пока двигались по песчаной равнине пустыни, можно было использовать танки. Но ближе к Тунису рельеф стал горным. В горы с танками не сунешься, и на поддержку завершающей пехотной операции была брошена артиллерия. Задача: окончательно выбить «страны Оси»[20] из Северной Африки.

Наша разведка обнаружила невысокий хребет, хорошее прикрытие для гаубиц. Батальону было приказано занять позицию на этой высоте. От нас до немецких линий было меньше мили. И сзади, всего в нескольких сотнях ярдах, стояла наша собственная артиллерия, в том числе две гаубицы 25-фунтовки у штаба нашей роты. Суонна укусила собака, его забрали в госпиталь, чтобы проколоть от бешенства. Так я ближе к ночи сделался командиром второй роты. Нам надо было занять позицию на крайнем правом сегменте хребта. Первой роте на среднем, четвертой слева и пятой – с тыла.

Очень здорово, что со мной был Билл Шентон и много знакомых ребят из старого взвода. Грунт под нами – жуть: камни и скалистые выступы; рыть окопы нам против обыкновения запретили, боялись шума. Так что мой командирский дебют состоялся в экстремальных условиях: я лежал под открытым, усыпанным звездами небом, лишенный привычного комфорта земляных стен. Парашютный полк дивизии «Герман Геринг» мог подстрелить меня в любую минуту и получить удовольствие. В инструкциях по ведению пехотного боя подобный вариант не предусматривался.

Это было самое мучительное ожидание в моей жизни, но какие-то подспудные силы помогали держать себя в руках. Мне вспомнился древний Карфаген, стоявший на месте нынешнего Туниса. Ганнибал, великий сын Карфагена, трижды побеждал римлян. Однажды в Северной Италии, когда он с войском, при котором были слоны, перешел через Альпы, римляне запаниковали и послали на битву с Ганнибалом Сципиона Африканского. Сципион, между прочим, оказался парнем сообразительным, перенял тактические приемы самого Ганнибала и применил их в Карфагене. Все это происходило в нескольких милях от нашей со старшиной Шентоном дислокации. Чуть восточнее, но под теми же самыми звездами.

Я рассказал Шентону про Ганнибала, он спросил, откуда я все это знаю.

– От Ливия, он историк.

– Кто-кто?

– Ливий. Тит Ливий. Он написал историю Древнего Рима.

– А Ганнибала прямо здесь разгромили? В Тунисе?

– Ну да. Чуть подальше отсюда. Видишь те дальние огни? Там. Такое вот совпадение. Это доброе предзнаменование, ты согласен?

– Может, и доброе. Покурить бы.

– Мне бы тоже.

– Думаете, гансы за нами наблюдают? Заметят огонек сигареты?

– Вероятность такая имеется. Но поспать точно можно, – сказал я.

– На камнях, не разувшись, – отозвался Шентон. – Мозгодав был бы доволен.

– Только не стоит совать себе в нос штык.

Я улегся поудобнее на каменистом ложе и сунул под голову рюкзак. Вспомнилось, как мистер Лиддел будил меня колокольчиком, дергая за шнур, пропущенный сквозь строй лестничных балясин. Ну и бесконечная зубрежка латыни, разумеется, тоже вспомнилась. После параграфов из учебника грамматики я начал медленно прокручивать в голове наш крикетный матч в Килмингтоне, тогда, в сорок первом году. Было интересно, удастся ли вспомнить ход игры. Я осознавал, что думаю о странных вещах, но понимал, что это помогает отвлечься от происходящего. Главное, гонять и гонять мысли по прошлому, не позволять им вернуться в настоящее. Сюда, где бойня, Тунис, каменистый хребет на краю пустыни, где меня, возможно, подстерегает смерть. Я старательно отгораживался от всего этого. Потом стало даже любопытно, каково это: навсегда мысленно остаться вне реальности. Никогда не возвращаться к ней, не быть заложником внутренней необходимости твердо знать, где ты и что с тобой происходит здесь и сейчас. Кем бы оказался человек, наделенный подобным даром отстраненности? Гением? Полубогом? Или всего-навсего деревенским дурачком?

Билл Шентон начал храпеть, оставалось только гадать, долетают ли его рыки до немцев. Я прислушался: где-то виртуозно надрывался захваленный рифмоплетами соловей, потом раздался хлопок, за ним еще несколько. Только спустя несколько секунд я сообразил, что это винтовочные выстрелы, и дико разозлился: третий взвод, на крайней правой позиции, похоже, открыл огонь без моего приказа. Отправил к ним шустрого девятнадцатилетнего парнишку, Уоттса, передать, чтобы прекратили.

Уоттс все не возвращался, а интенсивность огня нарастала. Поэтому через десять минут мы с Шентоном и еще с двумя ребятами отправились на разведку, выяснять, что же все-таки происходит. Окружив вершину выступа, торчавшего над кромкой хребта, мы засекли под нами группу немецких солдат, едва освещенных луной. Согнувшись в три погибели, они поднимались к позиции третьего взвода. Я опустился на колени и попытался сосредоточиться.

Атака планировалась только по истечении двух суток, к ней должна была активно подключиться артиллерия. Тейлор-Уэст устроит потом разнос, если мы выступим слишком рано. В памяти замельтешили фрагменты инструкций для пехоты: «…если нет возможности двигаться дальше, закрепляй достигнутый успех», еще какие-то мудрые предписания, абсолютно сейчас бесполезные. У меня режущей болью схватило живот. Что же я все-таки должен делать? Видимо, я произнес эти слова вслух, потому что Билл Шентон вдруг отозвался:

– Ликвидировать их, сэр.

И ведь не забыл добавить «сэр», приятно меня изумив. У меня был с собой только пистолет, поэтому я приказал Шентону метнуть гранату. Когда она взорвалась, мы увидели, как немцы побежали назад, к своим позициям. Но один упал, раненый, а может, убитый. Это, вероятно, были лазутчики, или случайно отделившаяся группа, потому что позже мы обнаружили, что третий взвод атакован хорошо организованным отрядом пехотинцев. Я вернулся на позицию и приказал другому взводу двинуться на подмогу третьему, но у меня и после этого оставалось достаточно людей, чтобы держать связь с первой ротой на середине хребта.