Талисман власти - Владимир Перемолотов

— Сейчас, сейчас, потерпи. Осталось совсем немного, это будет очень поучительное зрелище.

— Нет, я не об этом, — сказал Гаврила. — Я думаю: «Сколько церемоний для того, что бы убить гадину».

Волхв посмотрел на него внимательно и напомнил на всякий случай:

— Учти, сражаться с чудовищем может только тот, у кого есть на это право. Это некоторым образом приведения, даруемая поединщику нашим князем. Есть правила…

— Неужели чудовище придерживается этих правил? — усмехнулся Избор. Напряжение витающее в воздухе стало настолько нестерпимым, что волхв никак не отреагировал на шутку.

— Для него никаких правил, конечно, нет.

— Вот, вот…

— Оно просто нападает на первого попавшегося.

— Вот видишь… А ты все талдычишь — «правила, правила».

— Правила распространяются только на нас. Короче говоря, сражаться с чудовищем может только тот, на кого оно нападает.

Такой поворот дела давал Исину некоторую надежду на участие в свалке. Он тут же задал вопрос:

— А если оно нападет на меня первым?

Волхв улыбнулся.

— В уме тебе не откажешь. Обороняться никому не возбраняется даже от Чернобога, а не то что от его прислужников. Только не надейся напрасно. У тех, кто впереди тоже кулаки чешутся.

Исин широко улыбнулся, оглянувшись на Избора, но тот уже поняв, что у того на уме в полголоса напомнил:

— Не встревай. У нас своих дел полно….

— С нашими-то делами когда еще в князья выберешься? А тут верный способ… Все равно стоим. Почему бы не попробовать? — смеясь возразил сотник.

— Почему верный способ? — переспросил он.

— Талисман, — коротко напомнил хазарин, осторожно оглядываясь. — Он поможет…

Избор понял, что не договаривал хазарин. Талисман держал их компанию вместе, соединяя их троих невидимыми скрепами, и это могло защитить хазарина в случае опасности.

— В зятья, что ли к князю нацелился? — спросил Гаврила.

— А что? — подумав ответил хазарин. — Я у князей в зятьях еще не был… Кто знает как это… Может и ничего? А?

— Так туда очередь, — Гаврила кивнул в сторону стоящих толпой копьеносцев. — К тому же ты ее еще не видел. Вдруг она уродина? Или стерва?

Исин повернулся к нему и, смеясь, ответил.

— Княжна и уродина? Никогда такого не было… Они все толстые, красивые…

Он засмеялся еще сильнее от пришедшей в голову мысли.

— Зато сразу в воеводы…

— Если не в покойники…

Над дорогой пролетел еще один крик. Все встрепенулись, и Сераслан нырнув в повозку, вылез оттуда с небольшим ящичком. Любовно поглаживая его, он сказал:

— Я вас об одном попрошу. Если вокруг чудовища начнется свалка — не лезьте в кучу. Держитесь от него подальше.

— Почему?

Волхв сделал древний охранительный знак.

— Осторожности ради, ибо орудуя Божьим словом ненароком могу задеть и вас. Знаете — «Лес рубят — щепки летят».

Он снова погладил свой ящик.

— Так что же у тебя там? — полюбопытствовал Избор.

— Божье слово и Истина, — не смущаясь неопределенности ответа сказал волхв.

Исин хотел спросить его, что это такое: «Истина» и как она помещается в этом ящике, но не успел. Откуда-то из головы отряда с шумом и бранью выехал воин.

— Пропади оно все пропадом, ваше княжество, — проорал он. — В болоте сидят, дороги приличной нет, а все туда же. Чудовище себе завели! Тьфу! Быть княжьей дочке старой девой!

Он развернул коня и поскакал в обратную сторону. Следом за ним сорвался еще один конный и трое или четверо пеших.

— Не выдержал, — сказал Сераслан. В голосе его не было ни осуждения, ни жалости. Только понимание.

Оставшиеся на дороге сомкнули свои ряды с этого момента еще крепче связанные между собой сознанием того, что они смелее, доблестнее, лучше тех, кто ушел.

В наступившей тишине Сераслан медленно встал, указывая на сосну впереди них торчавшую выше других деревьев. Над ней развивался узкий белый вымпел.

— Кажется, началось. Теперь скоро!

С этого момента вся его разговорчивость исчезла. Деловито и аккуратно он пододвинул к себе ящичек и взялся за крышку. Ни Гаврила, ни Исин, и не Избор не обратили на это никакого внимания. Все их мысли поглотил тот участок дороги впереди них, который был доступен их взгляду. Пока дорога была пуста, но сверху, с сосны, чудовище, наверное, уже было видно.

Оттуда донесся раскатистый рык:

— Первый по жребию — пошел!

Стоявший первым воин в рогатом шлеме медленно наклонил копье и, подгоняя коня криком, погнал его вперед. Гаврила с одобрением смотрел ему вслед. Такому опытному бойцу как он достаточно было одного взглядам на то, как тот сидит, как легко держит копье, и этого взгляда хватило, что бы составить себе мнение о коне и о всаднике. Лестное мнение. И хотя поднятая им пыль и мешала все рассмотреть в подробностях, одно было неоспоримым — ту силу, которую олицетворял собой всадник, чудовищу, кем бы оно ни было, одолеть будет трудно. Ощущение наступающей мощи было настолько сильным, что ему показалось на мгновенье, что он слышит стон земли от ударов копыт могучего коня и стон пробиваемого копьем воздуха. Через секунду всадник скрылся за поворотом. Исин привстал на стременах, но больше того, что уже успел разглядеть не увидел. Сейчас там, где сойдутся богатырь и чудовище должно будет начаться самое интересное, а именно этого им и не придется увидеть.

— Разве мы не увидим, как этот богатырь расправиться с чудовищем? — спросил Гаврила не веря в то, что кто-то решиться ответить утвердительно.

— Или оно с ним, — добавил Избор.

— Конечно же нет.

— Это что, одно из этих странных правил?

— Конечно же да. То, что там происходит, видит только боярин Кочетыга, тот, что на сосне.

Он показал пальцем вперед и вверх. Там, на верхушке сосны, опершись ногами о толстый сук, стоял человек.

— Зачем такие сложности? Куда как проще было бы устроить так, что бы все все видели.

Исин никак не мог взять в толк, зачем нужно делать плохо, когда можно сделать хорошо. Сераслан объяснил ему как мог:

— Все просто, дело в том, что чудовище набрасывается на первого, кого увидит. А если оно увидит сразу всех, то оно набросится на всех сразу. Будет свалка…

— Это было бы славно, — воодушевился Исин. Сераслан с плохо скрытым недоумением посмотрел на хазарина

— Ты думаешь? — с сомнением в голосе произнес он. — Что же, может быть ты и прав… Не дай Бог, конечно. Только тут дело в другом.