Незабываемое лето - Кенди Шеперд

– Там будет кто-нибудь, кого я знаю?

– Мои родители. Брат Джесс – он приехал домой на пару дней. Кейт…

При упоминании этого имени Сэнди нахмурилась.

– Кейт – болтушка, но она добрая, – сказал Бен.

– Она начнет делать выводы… сплетничать…

– Не суди ее так сурово. Она никому не желает плохого.

– Хотелось бы верить, что так оно и есть. Просто…

– Да?

– Ничего.

Бен был не в настроении выяснять, что означает это чисто женское «ничего».

– Тогда пойдем есть ланч. – Он взял ее за руку и повел на кухню.

– Я не знала, что ты умеешь готовить.

– В основном я питаюсь в отеле, а сам могу приготовить что-нибудь незатейливое, по-мужски. Если хочешь, закажем еду сюда.

– Нет. Мне очень нравится твоя идея приготовить для меня ланч.

«Интересно, готовил для Сэнди ее бывший?» Судя по словам Сэнди, он был порядочной скотиной, так что, скорее всего, нет.

– Итак, шеф-повар, какое меню?

– Выбирай: тосты с сыром или… – он сделал театральную паузу, – тосты с сыром.

– С кетчупом? А на десерт сникерсы? У меня в сумке найдется несколько штук.

– Решено. – Бен подошел к холодильнику.

Незаметно для себя он стал насвистывать. И тут же прекратил. С чего это он захотел посвистеть, когда зол на себя за тот кошмар в спальне?

– Как давно я не слышала этого звука, – сказала Сэнди, усевшись на высокий табурет у длинного кухонного стола.

– Заржавел от неупотребления, – ответил он.

– Нет-нет. Нисколько. Мне нравится. Продолжай. Пожалуйста.

Ее глаза смотрели с пониманием и сочувствием. Желтое платье ярким пятном выделялось на фоне неброского оформления кухни. Каштановые волосы отливали золотом в свете солнечных лучей, пробившихся сквозь круглые окна. Сэнди… Здесь, в его доме. Единственная женщина, которую он сюда привел, кроме его матери и уборщиц из отеля.

Бен снова стал насвистывать ту же самую оборванную мелодию.

Сэнди прекрасно понимала, что каждая деталь ее внешности, все мелочи их с Беном общения окажутся под пристальным вниманием на обеде в Торговой палате.

Все, кто будут сегодня вечером на обеде, знают Бена. И знали Джоди. И даже – сердце у нее при этой мысли болезненно сжалось – его маленького сына. Вполне понятно, что ее это волновало.

Слава богу, что у нее в чемодане приготовленные для Мельбурна наряды. Сэнди придирчиво изучила себя в зеркале своего гостиничного номера. Платье? Красное, без бретелек, в меру короткое. Украшения? Простой, но бросающийся в глаза золотой кулон. Браслет из рубинов, но это уже бижутерия. Туфли? Красные, лаковые, на высоченных каблуках. Сэнди решила, что придирчивый осмотр она пройдет.

Взгляд Бена, его глаза, когда он зашел за ней в номер, сказали ей, что она не ошиблась.

На секунду он застыл, ничего не говоря. Она была страшно довольна. Наконец он прокашлялся и произнес:

– Ты выглядишь изумительно.

Изумительно. А Бен в безукоризненном черном смокинге вообще не поддавался описанию. Он казался еще выше и шире в плечах, а голубые глаза светились как-то по-особому.

Сэнди подавила желание обнять его за шею и завлечь в комнату. Она подумала о контрацептивах, которые обнаружила в углу своего чемодана вместе с неприличной запиской от сестры Лиззи: «На случай, если тебе повезет в Мельбурне».

– Ты сам выглядишь изумительно, – сказала она, смерив его шутливо-оценивающим взглядом. – Бог бизнеса соперничает с богом серфинга.

Он улыбнулся:

– Тебе лучше знать.

Она легонько поцеловала его в щеку, но он приблизился, и их губы соединились. Сэнди задрожала от охватившего ее желания. Когда же Бен просунул язык внутрь ее рта – как же это ей знакомо и уже привычно! – она быстро подсчитала, сколько еще у них есть времени перед приемом. Десять минут. Недостаточно для того, что ей нужно от Бена.

Подавив глубокий вздох сожаления, она отодвинулась, просунула руку ему под локоть, и они направились к лифту.

Первый человек, кого увидела Сэнди, когда они вошли в конференц-зал отеля, где должен был состояться банкет, была мать Бена. У нее возникло такое ощущение, что время повернулось назад.

Раньше Мора Морган предпочитала одеваться в джинсы и футболку. Сейчас на ней было элегантное парчовое платье. За прошедшие годы она почти не изменилась. В волосах, правда, появились седые прядки, она немного располнела, но улыбка по-прежнему была теплой и приветливой. В ее голосе до сих пор слышался легкий певучий ирландский акцент, наследие детства, проведенного в Дублине.

– А, Сэнди, как приятно снова тебя встретить. Ты еще красивее, чем была девочкой. Кто бы мог подумать, что мы увидим тебя здесь после стольких лет… и рядом с Беном? Повороты судьбы порой удивляют. – С этими словами она заключила Сэнди в объятия.

– Мне тоже очень приятно. – Сэнди не знала, что еще сказать, но ей действительно было приятно. В то лето – такое далекое – между ее родителями уже наметился разрыв, и они часто ссорились, а Мора относилась к ней по-доброму.

Мора отстранилась:

– А что твои родители?

– Они развелись.

Мора покачала головой:

– Почему-то меня это не удивляет. А твоя сестра?

– Лиззи по-прежнему моя самая лучшая подруга. У нее маленькая дочка, Эйми, – ей пять лет, и она просто прелесть.

Ей не следовало упоминать Эйми! Ведь сын Бена, Лайам, был единственным внуком Моры. Но Мора продолжала улыбаться.

– Это очень хорошо, – сказала она. – А у тебя…

Тут вмешался Бен:

– Мама, я усадил вас с папой за мой столик, так что у тебя будет возможность поговорить с Сэнди.

Мора засмеялась:

– Значит, допрос закончен? А я еще не спросила Сэнди, найдется ли у нее в сердце место для бездомного щенка.

Бен застонал, но улыбнулся.

– Щенок? Я бы с удовольствием взяла щенка, – не колеблясь ответила Сэнди, вспомнив про записанное в блокноте решение завести собаку. Но сможет ли она это сделать, когда ее будущее совершенно неизвестно?

Искренность Моры подбодрила Сэнди. Она почувствовала, что остальная часть вечера уже не так сильно ее страшит.

Бен наблюдал за тем, как Сэнди очаровывает управляющего банком и его жену, искренно интересуясь школьными успехами дочки этой пары. Да, Сэнди затмила всех женщин в зале. И дело не в модном красном платье и блестящих лакированных туфлях. Дело в ее искренней улыбке, в умении общаться. Бен понимал, что она волнуется, но, кроме него, об этом никто не догадывается.