Анатолий Папанов. Снимайте шляпу, вытирайте ноги - Ю. Крылов

При этом именно эта небогатая текстом работа принесла артисту невероятную известность. В. Котеночкин вспоминал: «Популярность Анатолия Дмитриевича в роли Волка была из ряда вон выходящей. Воистину это стало „феноменом Папанова в истории киномультипликации“. Не знаю другого актера, которого узнавали бы на улицах, когда его собственного лица на экране не было и быть не могло».

Мне кажется, у Волка нестрашный голос. Он вообще от серии к серии становится добрее и несчастнее. И если сначала он действительно что-то замышлял против Зайца, то потом в нем появилось некоторое благородство. Посмотрите только, что вытворяет этот ехидный Зайчишка! Как издевается над бедным Волком! Волку ничего такого и в голову не придет. А порой мне кажется, что наши герои уже помирились, и вся эта беготня превратилась в игру и доставляет обоим удовольствие. Кстати, с симпатией к моему герою относятся многие дети. Здесь возникла парадоксальная и неожиданная для авторов ситуация: все чаще дети стали отдавать симпатии Волку — он действует открыто, он полагается только на себя, не ловчит, а Заяц — хитрит, иногда жесток. Дети все это очень хорошо улавливают.

Присылают ребята и сценарии следующих серий, рисунки. У меня дома хранится целая галерея портретов Волка. Раз позвонил мне один семилетний мальчик, который очень стеснялся и был поэтому не слишком красноречив. Оказалось, просто хотел узнать, каким голосом я говорю в жизни. А однажды пришло письмо от четвероклассников из одного южного города: «Здравствуйте, товарищ Волк! Вы нам очень нравитесь. Даем вам обещание учиться еще лучше!»

Хотя известность в роли Волка легла на мои плечи и своего рода бременем. Судите сами: часто ребятишки нашего двора, завидев, что я выхожу из подъезда, начинали кричать хором: «Ну, Волк, погоди!» Это повторялось почти ежедневно, и часто я выходил, пряча лицо в воротник. Или как-то на Калининском проспекте, где я решил пройтись после репетиции, попались мне навстречу двое мальчишек. Один взглянул на меня, остановился как вкопанный, ткнул пальцем в мою сторону да как закричит: «Смотрите, Волк идет!» Много было таких историй, все и не вспомнить. В общем, эта «волчья» популярность частенько не давала мне житья…

Да и на творческих встречах порой создавалось ощущение, что Волк — единственная сыгранная мною роль: речь обязательно, неминуемо заходила о «Ну, погоди!».

Вера Васильева: «На концертах и творческих встречах Толю всегда спрашивали о „Ну, погоди!“. Он терпеливо отвечал на все вопросы, но потом говорил: „А сейчас я прочитаю вам стихотворение Пушкина“. Ему хотелось донести зрителям что-то важное, серьезное, но как часто они — это было видно — хотели, чтобы он поскорее с серьезным закончил! И снова ждали пустяков…»

Откровенно говоря, может быть, эта любимая мною роль сыграла со мной как с актером злую шутку. В связи с фильмами «Ну, погоди!» я уже не могу позволить себе сниматься в некоторых фильмах. Есть и другая сторона. Актер амортизируется, с этим ничего не поделаешь. Это и явилось причиной того, что меня не утвердили на некоторые роли серьезного плана, на роли положительных героев — Волк преградил мне к ним дорогу. На радио и в кино говорят: «У него голос из „Ну, погоди!“».

Актер выходит в тираж так же, как исписывается автор, художник, композитор. Это естественный процесс. Поэтому состав актеров в мультипликации, на радио, на телевидении надо постоянно расширять. Но, хоть мне и кажется порой, что Волк «съел» мои прочие роли, мультипликацию все равно люблю и отношусь к ней не менее серьезно, чем к работе для взрослых.

Веселые и грустные, насмешливые и остроумные, мультфильмы любимы зрителем — юным и взрослым. Мне нравятся фильмы Котеночкина, Иванова-Вано. Художник и режиссер — в таком синтезе мастер тонко чувствует замысел, композицию картины, ее поэтическое, образное решение. Не стоит думать, что мультфильмы — это что-то легкое, неполновесное, развлекательное. Вспомните «Бэмби» Диснея — замечательную киноповесть о подвиге, любви, дружбе…

Кстати, рисованные фильмы озвучивали многие актеры. Например, Качалов, Яншин, Грибов, Козловский, Лемешев. По-моему, это лучшее доказательство: мультипликация — дело серьезное.

После шестнадцати серий «Ну, погоди!» у авторов появился замысел снять еще несколько сюжетов, объединенных через такую забавную историю: Волк и Заяц дожили до преклонных лет, помирились, и однажды Заяц со своими зайчатами приходит в гости к Волку — посмотреть на видеомагнитофоне приключения отцов семейств в молодые годы. А детки у Зайца — панк, рокер и металлист, тогда как единственный сын Волка интеллигентно играет на скрипке. Зайчата задевают волчонка, между ними возникает конфликт… Папанова заинтересовал этот замысел, рассказанный ему Котеночкиным. Более того, у Волка в этих сериях предполагался более пространный, чем в отснятых сериях, текст, что тоже очень понравилось артисту. Все это не осуществилось. Без Анатолия Дмитриевича снимать что-либо, связанное с «Ну, погоди!», В. Котеночкин не хотел.

Справедливости ради нужно сказать, что продолжение «Ну, погоди!» все же последовало — сериал был невероятно любим зрителями, и потому было сделано еще несколько выпусков. Два фильма снял В. Котеночкин, при этом для роли Волка использовались записи голоса Папанова и фрагменты озвучки предыдущих серий. Часть снятых впоследствии другими режиссерами серий — это совсем другое кино с другими голосами и сильно изменившимися персонажами, вторая часть — по выражению Вячеслава Котеночкина — «убогое дурновкусие». Но эта история уже за пределами нашей книги…

С каким партнером вам интереснее всего играть?

Очень просто: с хорошим. Это взаимно обогащает. В искусстве — как в спорте: когда спринтер бежит с сильным противником, даже если он идет вторым, то показывает лучший свой результат, или в шахматах — сильный противник ставит сложные задачи, мобилизующие мозг.

Чем талантливее, профессиональнее партнер, тем тоньше общение, многограннее приспособления, разнообразнее реакции применительно к его сложно выстроенному характеру. Например, у нас с Владимиром Алексеевичем Лепко была сцена в спектакле «Памятник себе». Он играл директора кладбища Вечеринкина, а я, как известно, Почесухина. Лепко-Вечеринкин так красноречиво описывал памятник-кресло, так сладкозвучно пел о его красотах, о пейзаже, который открывается с этого места, что я легко очаровывался. Во мне возникала ответная реакция легко и непринужденно. Мне стоило только слегка откинуть голову на его реплику, как бы поставив точку, и зал разражался аплодисментами. А когда он захлебывался от восторга, описывая памятник царскому генералу от «инфарктерии» Дергунову-Злопыхальскому: бронзовый орел держит в клюве лавровый венок в сорок два лавровых листа, которые он сам по описи пересчитывал и надпись читал: «Генерал наш здесь лежит, честь ему и слава! Из могилы он кричит: „Равнение направо!“», — я невольно вытягивался по стойке «смирно». Ведь он подавал эту реплику, как командир подает приказ. Владимир Алексеевич бесконечно оживлял эту сцену. Сколько было красок, нюансов, неожиданностей! Я только пристраивался к нему и, как на салазках, въезжал в доверие к зрителям.