Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора - Ирина Скарятина

мира должны собраться вместе и восстановить сад, отдав вечную дань уважения величайшим влюблённым всех времён. И я тихо вздыхаю по Адаму и Еве – нашим бедным, заблудшим предкам, за чей первородный грех вкушения всего одного маленького запретного яблока мы с тех пор платим и будем платить до скончания веков непомерную цену.

Пока эти мысли мелькают в моей голове, место бывшего расположения Эдемского сада исчезает в тумане, и вскоре мы оказываемся рядом с горной грядой, отделяющей нас от Тегерана. Перелёт из Басры, занимая всего пару часов, считается одним из наисложнейших, поскольку пилотам приходится набирать высоту, достигая подчас 18 000 футов105, и в то же время стараться избегать резких снижений, составляющих в некоторых случаях от 1 000 до 4 000 футов106 и связанных с явлениями, которые мы, обычные пассажиры, называем "воздушными ямами", а лётчики – "нисходящими потоками".

Разумеется, экипаж снабжён кислородными масками, однако по какой-то причине возможность поделиться кислородом с нами отсутствует, и нас предупреждают, чтобы мы изо всех сил сохраняли неподвижность, так как малейшие усилия на большой высоте, куда мы собираемся подняться, могут сказаться на нас самым необычным образом.

"Если вы сделаете пару шагов, то ощутите такое изнеможение, будто прошли много миль. Если пошевелите пальцем, то будет чувство, что вы подняли тяжёлый груз … Так что лучше всего лечь и не двигаться, пока не доберёмся до цели".

Мы послушно ложимся – одни, свернувшись калачиком на сиденьях, другие, вытянувшись на полу, поскольку в салоне достаточно места, ведь большинство попутчиков осталось в Басре и лишь немногим нужно в Тегеран. Мне предоставляется роскошное пространство из целых трёх "ковшей", и я быстро засыпаю. Внезапно проснувшись и напрочь позабыв про инструкции, я сажусь, дабы посмотреть, где мы и что происходит за бортом. И мгновенно начинаю задыхаться, тщетно хватая ртом воздух, потому что резко сесть – это худшее, что только можно было сделать, ведь внезапная смена положения приводит к удушью. В течение нескольких долгих секунд мне кажется, что я вот-вот умру.

"Нельзя ли мне немного подышать кислородом?" – чудом выдавливаю я из себя, и мне любезно, но твёрдо отвечают, что это совершенно невозможно и мне придётся выкручиваться самой, "а иначе …"

Итак, собрав волю в кулак, с боевым инстинктом тонущего, захлёбывающегося человека, отказывающегося сдаваться на милость пугающего "иначе", я выхожу из своего "дыхательного пике" и через пару минут снова в норме.

Разделавшись с этой неприятной проблемкой, я выглядываю в иллюминатор. Мы парим на высоте около 16 000 футов107 между самыми высокими пиками и над теми, что пониже. Некоторые, покрытые снегом, похожи на аккуратные сахарные куличики, другие же, зазубренные и безжизненные, выглядят зловеще. Как раз где-то здесь погибли двое несчастных гражданских, и я мысленно возлагаю пару венков на тот склон, который, как мне сказали, являлся местом их крушения.

И вот мы уже кружим над Тегераном, прекрасным видом, раскинувшимся колоритным узором на песчаном плато, за которым высится ещё один величественный хребет, отделяющий Иран от СССР. Там особенно бросается в глаза гигант с огромной снежной шапкой, имеющий высоту 18 500 футов108.

Когда мы садимся, я вижу стаю небольших одномоторных истребителей с алыми звёздами на крыльях и хвосте. Это американские самолёты, недавно доставленные советским авиаторам, которые стоят кучкой рядом с ними, вероятно, ожидая команды на взлёт. Я подхожу, желая поговорить с ними по-русски, но успеваю произнести только несколько слов приветствия, так как мои американские спутники принимаются нетерпеливо кричать мне, чтобы я поторапливалась и присоединялась к ним в фургоне, уже ожидающем, чтобы отвезти нас в город. А потому, поспешно бросив традиционное русское "До свиданья", я бегу к маленькому жёлтому грузовичку и забираюсь в него под хор укоризненных возгласов: "Давай, давай, мы умираем с голоду", – и комментарий Майка: "Окей, Сестрёнка, окей. Что за грандиозная идея стоять там, балаболя весь день!"

Наша первая остановка – у Американской военной миссии на главной улице, где майор Грей, лейтенант Кросс и все остальные парни выходят, чтобы занять комнаты, которые они будут делить на время своего пребывания в Тегеране. Так как мне в сие чисто мужское обиталище вход заказан, фургон везёт меня в отель "Фердоси", один из лучших в городе. Но, увы, там меня не ждёт свободный номер, поскольку заведение, по словам менеджера, забито битком и нет ни малейшей надежды на чей-нибудь отъезд в скором времени.

Итак, не зная, куда идти дальше, я прошу отвезти меня в американское посольство, прелестный оазис в пустыне, расположенный в паре миль от города. И первый секретарь, мистер Гиббонс, немедленно берёт ситуацию под свой контроль, тем самым положив конец бедственному положению одинокой американки, блуждающей по Тегерану в поисках приюта, где можно было бы приклонить усталую голову. Он звонит в отель "Палас", который, по его словам, ничуть не хуже "Фердоси", и умудряется снять там для меня комнату. Его слово, должно быть, имеет в том "дворце" большой вес, потому что, когда я прибываю, из обещанного мне номера уже выселяют с вещами рассерженного польского офицера.

Хозяин – дородный, красивый русский средних лет, в дореволюционные времена обитавший в Баку богатый нефтеторговец – с достоинством приветствует меня и затем передаёт худой, усталой на вид горничной-армянке, миссис Бандулян, тут же начинающей порхать по комнате, смахивая пыль, подтирая пол, меняя простыни, вешая новую противомоскитную сетку и отдавая распоряжения своему помощнику Хасану, застенчивому низенькому человечку в сером халате. Позже я узнаю, что его главная задача – поддерживать достаточный запас воды в старомодных умывальниках, украшающих собой все номера "Паласа", постоянно наполняя те в течение дня, а часто и поздно вечером.

Для меня так и остаётся загадкой, когда Хасану удаётся поспать, ведь и утром, и в полдень, и ночью я вижу его в коридорах с двумя тяжёлыми бадьями воды, которые приходится высоко поднимать, дабы вылить их содержимое в вечно пустые резервуары. В своём дымчатом балахоне, сутуловатый, терпеливый, с застенчивой улыбкой и большими влажными карими говорящими о многом глазами, он напоминает мне маленьких серых осликов, заполняющих улицы Тегерана и точно так же тащащих свои вечные корзины с овощами и фруктами и невероятно увесистые восточные ковры, которые, бывает, буквально прижимают их к земле … то же терпение, то же фаталистическое выражение в глазах, та же аура безнадёжности. Миссис Бандулян грустно делится со мной тем, что "горе его велико, поскольку до сих пор его жена не смогла снести хорошего яйца,