Подари мне небо - Айлин Грин

– Том, ты даже в Лондоне не оставишь меня в покое, – я посмотрел на часы, было 8 утра, – что опять стряслось? Нужно ехать спасать крокодилов в Африку? Перевезти бегемота в московский зоопарк?

– Шутишь – значит, ты в хорошем настроении, – Том, как обычно, не слушал меня, – во сколько ты возвращаешься?

Он шутит? Он сам лично составлял расписание, сам лично ставил мне рейсы и сам отслеживал каждый из них, и спрашиваешь меня – когда я вернусь?

– Ты лучше меня знаешь, – хмыкнул я, – не у тебя ли моё расписание полётов?

– У меня, – подтвердил он, – но разговор надо начать с чего-то нейтрального.

– Опять разговор? Том, когда мы будем просто выполнять свою работу и без лишних обсуждений лететь из точки А в точку Б?

– Тогда, когда члены ИАТА будут довольны.

Я вздохнул. Члены ИАТА никогда не бывают и не будут довольны. То им цвет лака не тот, то при посадке двигатели работают громче, чем надо, то мы взлетели не так, как они хотели. А даже, если всё прошло идеально, и цвет помады стюардессы совпадет с цветом чемоданов у пассажиров, то они найдут к чему ещё придраться. Угождать членам ИАТА – задача из разряда невыполнимых.

– Так что там за разговор?

– Завтра утром у нас собрание, я забронировал конференц-зал, твой экипаж возвращается сегодня, ещё два экипажа – ночью. К утру соберутся все, кто мне нужен. У нас небольшие изменения, и нужно обсудить их лично.

Небольшие изменения…обычно, по мнению Тома, небольшие изменения – это примерно, как переезд в Торонто на машине по воде.

***

Мюнхен встретил нас непогодой. Сильный ливень и гроза заставили нас уходить дважды на дополнительный круг. Часть бортов были перенаправлены в Берлин и Дюссельдорф, часть – в Зальцбург.

– Шасси выпущены, – сказал Леманн, мой второй пилот.

Полоса была скользкой, я чувствовал, как коснувшиеся её шасси, проскальзывают по ней – казалось, что самолёт не тормозит, и вновь идёт на разгон.

– Реверс, – скомандовал я второму пилоту. Двигатели уже не ревели, самолёт не летел, а, значительно замедлившись, ехал по полосе, направляясь к нужному терминалу.

– Завтра собрание, – напомнил я Леманну, – попрошу Тома поставить тебя в мой экипаж.

Он с благодарностью кивнул, хотя я был благодарен ему намного больше за последние рейсы. Том постоянно подсовывал мне разных пилотов, большая часть из которых, судя по всему, самолёт видели впервые. Леманн, надо отдать ему должное, совершая свой второй полёт, отработал его на все сто. Такому второму пилоту можно доверить управление самолётом, не боясь, что он перепутает эшелон или впадёт в истерику при виде грозы.

Послеполётный брифинг прошёл быстро, все торопились домой, зная, что завтра их ждёт Том со своими сложными разговорами. Я тоже торопился, вот только отнюдь не домой. Я набрал номер Кейт, но она не ответила. Посмотрев на часы, убедившись, что для визита ещё не поздно, я вызвал такси и направился к её дому. Устрою ей сюрприз. По пути я попросил таксиста притормозить у цветочного магазина. Купив букет, я вышел из магазина и бросил взгляд на кафе, стоящее рядом. Странно, мне показалось, что…

Нет, мне не показалось. В кафе была Кейт. И была не одна. С ней рядом был Том. И он держал её за руку.

Глава 19. Кейт.

Три года назад

Одно из самых страшных и разрушительных чувств в этом мире – это чувство невосполнимой потери. Пока в твоей жизни не происходит ничего подобного, глобальной проблемой может стать порвавшаяся юбка, испорченный маникюр, опоздание на работу и прочие мелочи, которые не имеют никакого значения в тот момент, когда тебе сообщают о гибели близкого тебе человека.

После того, как я увидела в списке погибших имя своей сестры, я погрузилась в беспамятство, потеряв счёт времени. Кто-то привёл меня в чувство, и я помню, как кто-то кричал, может быть, это был мой крик? Помню, как мне приносили воду, как приехали родители. Помню, как села в самолёт, чтобы полететь на опознание. Помню, как рядом со мной в самолёте сидел мужчина, который потерял на том злосчастном рейсе всю свою семью. На протяжении всего полёта он держал в руках фотографию, на которой были запечатлены женщина и трое детей.

А после того как самолёт совершил посадку, и мы прошли все необходимые процедуры, мне предстояло посмотреть в глаза смерти. Я до последней секунды надеялась, что всё это – ошибка, что моя сестра жива. Что кто-то перепутал фамилии. Но телефон молчал, она не звонила. Потому что мёртвые не могут звонить. И не могут вернуться.

Родители достаточно стойко перенесли тот ужас, в который нас загнало это происшествие. Подтвердив тот факт, что в списке погибших именно моя сестра, сдав необходимые тесты, мы вернулись домой. Я не общалась ни с кем – ни с родителями, ни с друзьями. Я запиралась в комнате сестры, смотрела фотографии, слушала музыку, которую слушала она. Смотрела её любимые фильмы. Я пыталась жить её жизнью.

За день до похорон родители куда-то уехали, и, оставшись одна, я вновь погрузилась в мысли, от которых становилось хуже, но справиться с горем я не могла.

В дверь позвонили. Раз. Два. Кто-то был очень настойчив. Я спустилась вниз и открыла незваному гостю дверь.

– Ты? – мне казалось, что это первое слово, которое я сказала за последние дни.

Передо мной стоял Том. Выглядел он, мягко говоря, не очень. На меня внезапно накатила такая волна гнева, ненависти и разочарования, которая со всей силой обрушилась на Тома.

– Ты…как ты посмел сюда явиться? – задохнулась я от возмущения. – Из-за тебя погибла моя сестра!! Ты пришёл, чтобы сказать, как тебе жаль? Зачем ты здесь? Уходи, тебе нечего здесь делать! – я попыталась закрыть дверь, но Том предусмотрительно подставил ногу.

– Успокойся, – попросил Том, – успокойся, пожалуйста.

– Успокоиться? Ты говоришь это мне? – сорвалась я на крик, – Может быть, ты предложишь мне ещё повеселиться? Сходить на дискотеку? Развеяться? – я стучала кулаками по его груди, надеясь, что он исчезнет и заберёт с собой ту боль, которая не собиралась отступать.

Он обнял меня и крепко прижал к себе, сжав меня так, чтобы я не могла ни двигаться, ни вырываться, ни драться.

Я плакала, кричала, снова плакала, ругала его, снова кричала. По всей видимости, из меня постепенно выходил весь накопленный гнев и вся обида. Все те чувства, которые копились во мне эти дни, вырвались наружу – как цунами, накрывающее