Тайна исхода - Уилл Адамс

— Отсутствие свидетельства не является свидетельством отсутствия, — заметил Стаффорд.

— Как раз является, — возразила Фатима. — Именно этим оно и является. Заметьте, не доказательством отсутствия, а именно свидетельством. Если бы иудеи провели там сколько-нибудь значительное время, то следы должны были остаться. Отсутствие следов означает отсутствие иудеев. Оспаривать это бессмысленно. А свидетельства, которые мы действительно находим, вступают в противоречие с Библией. Вы упомянули Иерихон, разрушенный трубами израильских воинов. Но если вы правы, то должны были сохраниться следы разрушений примерно 1300 года до нашей эры. Но археологические данные однозначно свидетельствуют, что в это время Иерихон даже не был заселен! Его разрушили в шестнадцатом веке до нашей эры и забросили до десятого.

— Да, но…

— Ранняя Библия — это вымысел, мистер Стаффорд. Она была написана после Вавилонского плена,[51]около пятисотого года до нашей эры, когда прошло более восьмисот лет после смерти Эхнатона.

— На основании источников, уходящих в далекое прошлое.

— С чего вы взяли? Вы располагаете этими источниками? Или просто допускаете их существование? А если бы они существовали, то как объяснить многочисленные анахронизмы? Верблюды в Египте почти за тысячу лет до их фактического появления? Города Пер-Рамзес и Саис, которые были основаны спустя столетия после Эхнатона? Границы царств, не существовавших в тринадцатом веке до нашей эры, но почти точно совпадающих с картами седьмого и шестого веков?

— А как насчет параллелей в религиях? — неуверенно спросил Стаффорд. — Вы не можете их отрицать.

Фатима покачала головой.

— Египет времен Восемнадцатой династии являлся великой региональной державой. Его армии оккупировали Ханаан сотни лет. Но и после окончания оккупации египтяне оставались главным торговым партнером Ханаана. Их образ жизни и обряды служили образцом для подражания точно так же, как мы наблюдаем в бывших колониях англичан и французов. Что же касается единобожия, то вы принимали во внимание возможность совпадения? Монотеизм не является чем-то особенно сложным. Это просто посыл, что мой бог главнее твоего, доведенный до логического конца. Задолго до того, как Эхнатон провозгласил Атона единственным богом, египтяне сделали то же самое с Атумом.[52]

— Да, но…

— И давайте сравним самих богов. Атон общается только с Эхнатоном. А Бог Моисея — с каждым иудеем. Атон — созерцателен и миролюбив, а Бог Моисея — мстителен, завистлив и яростен. Или, скажем, сотворение мира. Хотя это невозможно. Про то, как Атон создавал мир, ничего не известно, зато Бытие содержит две версии. Бог Моисея обитал в закрытом святилище, а Атону поклонялись на открытой местности. Прочитайте, как Моисей получил десять заповедей: совершенно ясно, что его Бог — бог вулкана. Но ни в Египте, ни на Синае вулканов нет. — Она сердито покачала головой. — Позвольте мне сказать вот что. Вы упрекаете меня, что я намеренно не замечаю связи между Эхнатоном и Моисеем. Но вы ошибаетесь. Я всего лишь утверждаю, что не существует свидетельства такой связи. Я — археолог, мистер Стаффорд. Предоставьте мне свидетельство, и я с радостью встану на вашу сторону. А пока… — Ее рука сделала неопределенный жест.

На скулах Стаффорда заходили желваки.

— Тогда нам остается согласиться на том, что согласия мы не нашли.

— Да, — ответила Фатима. — Остается только это.

Петерсон опустился на колени возле тела Омара Тофика — кругом сверкали, отражая лунный свет, крупные алмазы из осколков разбитого стекла. Голова Омара была неестественно и жутко вывернута назад, а исковерканное лицо покрыто свежей и уже свернувшейся кровью. Петерсон был настолько уверен в смерти Омара, что вздрогнул от неожиданности, когда рот Тофика вдруг открылся и стал хватать воздух.

Джип лежал на боку, издавая шипящие, свистящие и стонущие звуки, будто тоже испытывал мучительную боль. Петерсон присел и заглянул сквозь пустую раму ветрового стекла. Нокс был пристегнут на месте водителя и зажат дверью, мокрые волосы блестели, а пузырьки крови на кончике губы при каждом дыхании слегка раздувались. Он приоткрыл глаза и посмотрел на Петерсона, будто узнавая его. Затем взгляд затуманился, и он вновь потерял сознание.

Петерсон оперся на искореженный капот и через пустую раму стал обыскивать археолога в поисках мобильника. Он похлопал по правому карману брюк, но там нашелся только бумажник, который он не стал трогать. Затем он добрался до левого кармана, нащупал там что-то небольшое и твердое, но достать никак не получалось. Он попытался отстегнуть ремень безопасности и вытащить на себя Нокса, чтобы наконец завладеть телефоном, но застежку заклинило, и ремень никак не освобождался. Он с досадой подался назад и присел около машины, раздумывая, как лучше поступить.

Он знал, что после сильного удара люди редко помнят, что ему непосредственно предшествовало. Однажды, во времена своей бурной молодости, еще до обращения к Богу, он сорвался с крыши дома, который только что ограбил, и пришел в себя, лежа на асфальте, а его подельщика охватил тогда приступ неудержимого смеха. До сего дня он совершенно не помнил, что происходило в течение двенадцати часов, предшествовавших падению. Поэтому не исключено, а скорее всего, даже вероятно, что Нокс не сможет вспомнить аварию и события накануне. А если вспомнит? Что, если он выживет и все вспомнит? Тогда вопрос звучал иначе: есть ли какой-нибудь простой способ избавиться и от мобильника, и от Нокса?

Такими вопросами никогда не задавались обычные люди, но это вовсе не означало, что на них нет ответа. Петерсон опустился на колени и нагнул голову в молитве. Господь всегда говорил с теми, кто умел его слушать. Ждать долго не пришлось. У него в голове появились пылающие цифры «двадцать» и «тринадцать». Они могли означать только одно: Левит, глава 2, стих 13. «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них».

Да будет так. Когда Господь выражал свою волю с такой ясностью, человеку оставалось только повиноваться. Он обошел джип и остановился у шасси. Из маленькой трещины в баке сочился бензин, собравшийся в небольшую лужицу на пересохшей отмели у берега. Он вспомнил, что у него во внедорожнике имелся прикуриватель. Петерсон вернулся к своей машине, надавил на прикуриватель, чтобы тот нагрелся, и отправился на поиски подходящего камня. Он вскоре нашел что искал и несколькими ударами по баку завалившегося набок джипа превратил тонкую струйку топлива в настоящий поток. Петерсон забрал нагревшийся прикуриватель, оторвал кусок бумаги от квитанции за аренду машины и поджег его, прислонив к раскалившейся поверхности прикуривателя. Затем он бросил горящую бумагу в лужу вытекшего топлива и тут же отпрянул, чтобы не опалить глаза.