Карты великого мага - Ольга Тарасевич

– Сегодня ты возьмешь подстилку и будешь спать в саду, как собака.

– Хорошо.

– Это отобьет у тебя желание со мной спорить.

– Хорошо.

– И мы все-таки пойдем в парк заниматься йогой.

– Хорошо, учитель.

Алистер удовлетворенно кивнул.

Учеников, как и женщин, надо держать в строгости. С Роуз он был недостаточно тверд. Больше такого не повторится…

* * *

По долгу службы мне часто приходится соприкасаться с горем. Эксперты так или иначе видят родственников тех, кто побывал на секционном столе. Да, для выдачи тел в морге организован отдельный выход, а в секционной убитым горем родным вообще нечего делать, охрана их просто к нам не пропустит. Но все равно – идешь на работу и изо дня в день встречаешь людей, раздавленных бульдозером горькой беды; они что-то обсуждают с нашими санитарами или просто плачут где-нибудь в уголке, или терзают мобильные телефоны, чтобы заботами об организационной стороне дела заглушить боль.

Но поведение Тамары отличается от всех тех моделей поведения, к которым я привыкла. И меня это беспокоит.

Лучше бы она рыдала или выбирала одежду для похорон.

Да что угодно – только не это спокойное лицо. И жуткий, невозмутимо-хрустальный голос.

– Вы говорили, у Игоря сердце сдало? – чуть ли не светским тоном интересуется Тамара.

Я все понимаю: врачи вкололи ей лошадиную дозу успокоительного.

Но боль матери, потерявшей единственного сына, не заглушить самыми сильными препаратами.

Тамара спокойна, как танк, – и это очень, очень плохо. Когда страдания слишком велики – психике человека проще сломаться, чем принять боль. Сознание отказывается воспринимать происходящее – а это верная дорога к психиатрам.

Ерзаю в кожаном кресле, что-то мычу про миокардиодистрофию, а Тамара вдруг меня перебивает:

– Сердце, болезни – все это к смерти Игоря не имеет никакого отношения. Его убили Таро Тота. Сейчас я вам все расскажу, давно пора…

Ее прорывает как плотину.

– Я все про вас знаю, Наталия. Вы пришли ко мне, чтобы узнать, кто убил вашего коллегу, – быстро шепчет Тамара. – Вы не хотели это афишировать. Но еще до того, как вы переступили порог, я все про вас знала. Вы только нам позвонили – а я уже считала с вас всю информацию, как с открытой книги. Вы зря пришли к нам в школу, просто время напрасно потеряли. Не среди учеников находится преступник. Ваш Илья сам себя убил. Нельзя было прикасаться к тем вещам, к которым он прикасался. У Алистера Кроули не просто темная энергия – у него сильная черная энергия. Чернее не бывает. Я даже не могу себе представить большую силу. И те люди, которые в этом всем хотя бы чуточку разбираются, – они стараются вообще не упоминать это имя. А тут – карты… Таро Тота, которые создал черный маг… Они и в миллионной тиражированной копии способны непредсказуемо изменить судьбу человека. У Ильи, я в этом совершенно точно уверена, был оригинал. Одна из самых первых колод, рисованная, но, как ни странно, совершенно не потемневшая от времени. А знаете, почему те карты не темнели? Потому что они долгие годы всасывали жизненную людскую энергию, питались ею. – Тамара легонько покачивается взад-вперед, в такт своим словам. – И Илья все это к нам в школу притащил! Как только я эти карты увидела, сразу поняла – быть беде. Потом, когда я поняла, что моего ученика больше нет, я пыталась увидеть подробности убийства. Информация закрыта. Там стоит сильная защита, сломать которую быстро у меня не получилось, я потеряла много сил.

– У Ильи были старинные Таро Тота?

– Да не просто старинные Таро Тота! У него была колода, которую держал в руках и с которой работал сам Алистер Кроули.

– Вот это да! Вы уверены? Но как карты Кроули могли попасть к нему?!

Тамара пожимает плечами:

– Понятия не имею. И смотреть не буду – мне это совершенно неинтересно. Кроули много путешествовал, его школы открывались везде – от Италии до Туниса. Много его учеников впоследствии организовали обучение оккультным наукам. И мне наплевать, по какой цепочке все это пришло в Россию. Как только Илья показал мне старинные предметы, доставшиеся ему от деда, – я сразу же учуяла эту черную силу. От нее дрожь по телу, я вся выгнулась прямо. Илье надо было избавиться от карт! Но он не послушал меня! Глупый – он, может, решил, что я завидую ему или хочу получить проклятую колоду! Да от такого бежать надо сломя голову! Никогда ничем хорошим игры с Кроули не заканчиваются! И вот эти карты убивают – сначала они забрали Илью, теперь моего Игоря… Знаете, Наталия, я не все в своей жизни хорошо делала. Я и порчи наводила, и проклятия накладывала. Мне казалось, что, если клиент ко мне с таким заказом приходит, значит, так угодно высшим силам. Это его выбор, его ответственность. Но со временем понимаешь: нельзя заходить за ту черту. И дело не в том, что пострадаешь. А просто там нет ничего – ни света, ни любви. Там чернота. Жить не хочется. Там и не может хотеться жить…

У меня в голове вертится множество вопросов.

Во-первых, расклад вырисовывается следующий: если Илью убили из-за карт, то получается, Тамара вряд ли была заинтересована в их похищении.

Ну не верю я, что мать, только что потерявшая сына и вся заледеневшая от горя, сейчас будет врать и кривить душой. К тому же… когда Тамара говорила о картах… я тоже чувствовала каждой клеточкой своего тела необъяснимый ужас… и легкую дрожь, и холод…

Нет-нет, Тамара – я в этом уверена – не стала бы воровать карты.

Но, может, их разговор подслушал кто-то из учеников магической школы? А хоть бы тот же готический Стас! Он молод, мозгов нет, желаний куча. Такой запросто мог не осознать всей опасности…

Во-вторых, обязательно надо уточнить вот какой момент. Карты Кроули – это огромная сила. Но ведь не может человек, который их похитил, не оставить на тонком плане следа. Только вот информация почему-то заблокирована. У Дениса почти не получается ничего увидеть с того временного отрезка. Но, может, Тамара знает какие-нибудь техники, позволяющие обойти этот барьер, и…

Впрочем, ничего сказать я не успеваю. Потому что в комнате сначала зажигается люстра, торшер, боковые светильники; и начинают орать телевизор и музыкальный центр.

Потом вдруг так же неожиданно все приборы отключаются, и наступает тишина.

Затем комната наполняется едким, зловонным дымом, и по всему периметру вспыхивает яркое пламя внезапного пожара…

* * *

Не знаю, какой период времени я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой – просто тупо смотрю на пламя, бегущее по стенам. Огонь весело слизывает занавески, прыгает по деревянным маскам и статуэткам – а я отстраненно за этим наблюдаю, и где-то на заднем фоне плещется слабое удивление. Почему же я совершенно не боюсь? Не бегу из самого пекла пожара, не пытаюсь вытащить Тамару, спокойно сидящую в кресле с таким невозмутимым лицом, как будто бы ничего не происходит.