Послушная одноклассница - Ими Ви

— Да, конечно. — Быстрее, чем сама от себя ожидала ответила я, и только потом поняла, к чему это вдруг такая забота.

Так, всё-таки осадочек от «разрядить обстановку» остался. Поня-ятно. Лёгким испугом отделаться не удалось, нужно заготовить успокоительное и утешительное, а главное — развенчивающее сказания одного совестливого.

До звонка оставалось не так много времени, поэтому в класс я почти влетела. И тут же застыла на месте, прям в дверном проеме. Оглушило воспоминанием из сна.

На моей парте стояла коробка. Красивая, увесистая на вид, перетянутая лентой…

Ноги стали ватными, в ушах зазвенело тысячу колокольчиков, а руки вмиг похолодели.

Что это за фокусы?

К парте шла, как сквозь полудрему продиралась, ничего и никого не слышала. Даже не сразу заметила, что за партой-то моей Эндшпиль сидит. Когда вплотную подошла, тогда что-то и смутило, а так… Прострация любимая, да.

— Доброе утро! — Поздоровался и тут же встал с моего стула, пересел к себе.

Всё чудесатее и чудесатее!

Нахмурилась. В груди пульсировало недоброе предчувствие, здесь точно есть какой-то подвох.

— Доброе утро. — С опозданием и явно немного тормознуто ответила я.

— Привет, снайперша! Как дела? — Ко мне обернулась Маша.

Так, это всё сон. Или сегодня солнечное затмение? Или Земля улетела из привычной нам Галактики?

Что с ними со всеми происходит?

Никогда, никогда ещё никто из них меня не приветствовал вот так открыто и даже радушно.

Сердце забилось чаще и сильнее, казалось, пульс отзывается даже в локтях, а меня резко бросило в жар.

— Привет. — Я поприветствовала шепотом, боясь спугнуть момент и всё ещё не веря в реальность происходящего. — Проспала…

— А я-то думаю, чего ты к парте как тень крадешься.

Подруга беззаботно продолжала дружескую болтовню, будто это так естественно и привычно, что и удивляться-то нечему. Каждую перемену бобы разводим, ну!

Глаз опять упал на коробку. Повесила сумку на крючок и решила открыть её. У меня на парте же стоит, значит имею право проверить, что сие есть такое.

— Слушай, а у вас с Эндшпилем теперь новый уровень отношений? После субботы-то? — Заговорщический шепот Маши отвлёк меня от намерения открыть коробку.

А от смысла сказанного я вообще выпала в осадок. О каком это новом уровне она тут распинается?

— Нет, ничего такого нет. — Поспешила заверить и расставить все точки над и.

— Странно… — Задумалась и на время даже отвернулась. — А чего он тогда здесь сидел и даже одним глазком не дал мне посмотреть, что это у тебя за подарок такой? Как цербер охранял! — Пожаловалась подруга.

Резонный вопрос. А действительно, чего это Дэн тут сидел?

Пока мы разговаривали, успел прозвенеть звонок. И я села за парту, а коробку спустила под стол, чтобы она не привлекала внимание.

Хоть и жутко интересно, но открою её на перемене.

И эти мысли не давали мне покоя целый урок. Ещё никогда я не ждала звонок так сильно и неистово, как сейчас.

Если бы я тогда только знала, чем это всё обернётся…

Доверчивость и мечтательность сыграли свою злую шутку!

Прозвенел долгожданный звонок, и я только потянулась за коробкой, как в кабинет вошла классная. У неё была какая-то мегаважная новость для нас, требовалось всё внимание.

От нетерпения я резко и беспощадно оторвала заусенец, брызнула кровь, но меня и это не отвлекло.

Всё. Наконец могу открыть. Потянулась к бирюзовой ленточке и заметила, что она как-то криво прикреплена, как будто её кто-то уже срывал. Хм, странно. Ну да ладно, не суть-соль.

Стянула ленту, приоткрыла коробку и почти ахнула. Сердце зашлось, как сумасшедшее.

Фотографии, маленькие карточки. Мы маленькие. Я, Амир.

Вот едим мороженое, вот он раскачивает меня на качелях; вот мы на пикнике, во дворе, на Дне города. На озере, в гостях у бабушек-дедушек, в ледовом. Утешает, поддразнивает, веселит. Обнимает, пугает, защищает от взбесившегося кота.

Фотографий много, очень много. Воспоминаний ещё больше.

Это от Амира. Ни у кого никогда не будет такой коллекции, да и у нас уже вряд ли.

Поднимаю глаза и ловлю взгляд Амира. Он наблюдает за мной, наверное, ждёт отклик, хоть какой-нибудь. Нет ни самодовольства, ни высокомерия, ни насмешливости. И лукавства, его тоже я не чувствую.

А у меня в душе ворочается комок сомнений, фыркает и фырчит, он много недоброго мог бы дарителю припомнить: взгляды, намеки, дурацкое прозвище. Но сердце хотело поверить, оно уже с удовольствием окуналось в солнечное и счастливое прошлое, и его не остановить.

У нас с Амиром чудесное и самое лучшее детство на свете, его не отнять!

Коварная Мнемозина оплетала меня ностальгическими воспоминаниями, превращая в безвольный кокон. И сердце сжалось от лёгкой грусти, от невесомого флёра прошлого, который прикрывал всё нечистое, ранящее и грубое.

Что за наваждение, совсем себя не узнаю!

Но взгляд отвести не в силах. Себя обманывать тоже больше не могу, нет, не когда так ярко, пестро, так восхитительно всё оживает. Все эти годы я мечтала увидеть Амира, может, издалека или хотя бы сквозь сплетни. Боялась, сердилась на свою слабость, но продолжала тонуть в фантазиях. Пыталась забыть, но хотела увидеть, какая ирония!

И исчезала-то, наверное, только, чтобы… да чтобы нашёл!

Хотела, чтобы он меня помнил. Пусть с обидой, пусть с ненавистью, но вспоминал бы. И когда упрямый разум-реалист подсказывал, что обо мне давно должны были уже позабыть, когда вера скрючивалась и жалобно постанывала, когда сдувались все воздушные замки, хотелось лезть на стенку. От бессилия и надежды.

И всё-таки надежды! Она-то и убивала.

Он сейчас смотрит на меня, как тогда, другом детства, который всегда порывался меня ото всех защитить, который всё красивое, вкусное отдавал мне и только мне, который грезил общим будущим.

Нервно сглатываю, отвожу взгляд, опять смотрю на коробку. Она совсем не похожа на ту, из сна. Совсем! И это меня неимоверно радует, ведь бояться тогда нечего. И накручивать себя лишними подозрениями тоже не стоит.

Это не западня, а извинение. Да, это, наверное, такое красивое и ёмкое «прости».

Закрываю коробку, отодвигаю её от себя. Она красивая, она с лучезарным счастьем внутри. Она моего любимого цвета. До сих пор любимого, несмотря ни на что любимого.

Зажмуриваюсь, нужно обдумать. Я должна ответить, такое нельзя оставлять без ответа.

Фотографии… Может, он хотел расклеить эти? Они добрые, светлые, милые. Без угрозы, даже без намека на вред. Где-то и нелепые, и чудные, но точно безобидные. И если бы кто-то их увидел, то ничего бы такого сверхкриминального Амиру бы не вменилось.