Аромат счастья сильнее в дождь - Виржини Гримальди

Мое внимание вскоре привлек голос, доносившийся из сада. Он принадлежал моему зятю, который ровно половину дня тратил на разговоры по телефону, а вторую – на похвальбу своими выдающимися профессиональными достижениями. Когда сестра его встретила шесть лет назад, он только что открыл свое первое агентство недвижимости в Майами, для французов, собирающихся переселиться в США. Он тогда остался один после смерти жены, и они жили вдвоем с сыном Миланом. Поженились они с сестрой через полгода после знакомства, Эмма уже была к тому времени беременна Сидни. Нет, я вовсе его не ненавижу, просто надеюсь, что однажды он все-таки наткнется на крокодила[36].

Теперь он говорил тише. Вернее, кричал шепотом. Я решила было продолжить свой самоанализ, однако любопытство одержало верх.

Я встала, перешла дорогу в другом месте, потом потихоньку продвинулась вдоль стены дома и прижала к ней ухо. Если всех слов я и не разобрала, то одну фразу услышала отчетливо. Она не должна была оставить никаких сомнений у той, кто так разозлил Жерома:

– Камилла, говорю в последний раз: либо ты оставишь мою семью в покое и забудешь обо всем, что нас связывало, либо горько об этом пожалеешь!

23 апреля 2005 года

Все вы уже собрались в мэрии, когда я со свидетелями появилась на площадке перед зданием: Натали с одной стороны, Эмма с другой. Отец ждал нас у порога. Он казался таким маленьким в своей парадной тройке, словно волнение сделало его еще более уязвимым. Он крепко обнял меня и долго не выпускал из объятий, мы не сказали друг другу ничего, но наше молчание говорило о многом.

Зазвучала «Nothing Else Matters» группы «Metallica», симфоническая версия. Девчонки поправили мне фату и шлейф. У меня был полный набор того, что требуется невесте: лифчик без бретелек, белые туфли, свадебная прическа, но главное – безумное волнение.

Отец взял меня под руку, и мы вошли в зал бракосочетаний. Раздались аплодисменты, и все присутствующие повернулись к нам. И хотя передо мной мелькнули все одновременно – полный нежности взгляд Нонны, красная шляпка твоей матери, влажные от слез глаза моей, трехэтажная башня на голове Голубки, – но я не видела никого, кроме тебя.

Ты стоял возле стола мэра, прямо передо мной, в смокинге, который вы выбирали с моей мамой, и смотрел на меня таким напряженным и полным любви взглядом, что меня захлестнула волна счастья. Удивительное это было чувство, мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Хорошо, что я сдержалась, иначе, представляю, какой бы я получилась на фотографиях.

Я направилась к тебе, хотя мне хотелось бежать. Отец, выпустив мою руку, вложил ее в твою, я в нее вцепилась, и в этот момент, точнехонько в этот момент, я поняла, что наконец я на своем месте.

Смутно, как сквозь пелену, слушала я слова мэра, он говорил о верности, здоровье, чувстве долга. Я же не сводила с тебя глаз, смотрела на твои губы, ласкала взглядом овал лица, едва заметную ямочку на подбородке, прямой нос, твои черты, которые знала наизусть, которые видела каждый день, не всегда осознавая, каким это было счастьем. Отныне всегда, до конца моей жизни я буду просыпаться утром вместе с тобой.

Ты провел рукой по моей щеке. Я даже не знала, что плачу.

Раньше я никогда не плакала от счастья.

Мэр положил листки с текстом своей речи и внимательно посмотрел на нас.

– Мадемуазель Полина Марионне, согласны ли вы взять в мужья господина Бенжамена Анри Мариуса Фремона?

После столь пространного имени кое-где послышались смешки.

– Да!

– Господин Бенжамен Анри Мариус Фремон, согласны ли вы взять в жены мадемуазель Полину Марионне?

– Да!

– Именем закона, объявляю вас мужем и женой! Молодожены, поздравьте друг друга!

Все зааплодировали, но я слышала только свое сердце. Взяв мое лицо в ладони, ты прильнул к моим губам. Слезы хлынули у меня ручьем и заструились по щекам.

Мы стали семьей.

– Кажется, Жером изменяет Эмме.

– Меня бы это не удивило.

Каждый вечер, перед тем как уснуть, мы с братом перемывали косточки окружающим. Это оставалось единственным преимуществом нашего с ним сна в одной кровати. В то время как неудобств было полным-полно: храпение, зубовный скрежет, пукание, удары то локтем, то ногой и масса других подобных прелестей.

– Мне ни разу не удалось его прищучить, – добавил он. – Почему ты думаешь, что он ее обманывает?

– Я слышал, как он угрожал некой Камилле по телефону. Он очень разозлился. Мне так жаль Эмму.

– На мой взгляд, она в курсе дела, ведь он уйму времени проводит у телефона. Ты ей скажешь?

– С ума сошел? – выкрикнула я. – Никогда нельзя вмешиваться в такие дела, сам же потом и окажешься в виноватых.

– Я бы хотел, чтобы мне сказали.

– Ты – да. Но Эмма уверена, что у нее все идеально. Представляешь, что случится, если все полетит к черту? Не сомневаюсь, что она предпочла бы ничего не знать.

– В любом случае у него совсем маленький член.

Я засмеялась. Роман продолжал с серьезным видом:

– Было доказано, что размер члена пропорционален щедрости человека. Я, например, очень щедрый.

– Не сомневаюсь. Кстати, как там Томас?

– Он благодарит небеса каждую ночь.

Мне пришлось заткнуть себе рот ладонью, чтобы не переполошить весь дом. Давно я так не смеялась. Ромен вылез из постели, открыл окно и зажег сигарету.

– Что будем делать с папой? – спросил он, затягиваясь. – Ты над этим думала?

– Да, но я не знаю, что делать… Я глаз с него не спускаю, всюду ищу, но ничего нет. Хотелось бы застать его на месте преступления, так он, по крайней мере, не смог бы отрицать.

Брат покачал головой.

– Нельзя, чтобы Нонна догадалась. Она потеряла мужа и двоих сыновей из-за алкоголизма. Она этого не выдержит.

– Мама тоже.

Несколько минут мы молчали. Я знала, о чем думает брат, он знал, о чем думаю я. Но мы не станем об этом говорить. Уход мамы – это табу.

Он глубоко затянулся и выдохнул вместе с дымом:

– Ты к ней слишком сурова.

– Что?

– Я знаю, что ты на нее злишься, что она страшно тебя бесит своими потугами тебя вернуть, но она такая, какая есть. И все же она искренне рада, что ты у нее живешь, она как-то мне сама сказала. Ведь она почти не виделась с тобой, с тех пор как ты тогда ушла из дома, а для матери это очень тяжело. Поверь, она старается изо всех сил.