Принцессы Романовы. Царские племянницы - Елена Прокофьева

25 февраля собрался Верховный совет, Сенат, Генералитет, туда же явилась толпа из дворян. Мемуаристы путаются в описании этих событий. Одни утверждают, что в зале было около восьмисот человек, другие называют более скромную цифру – сто пятьдесят, примерно. Дворяне пришли, чтобы представить будущей царице челобитную, которую подписали восемьдесят семь человек. Бумагу с поклоном отдал Анне Черкасский Алексей Михайлович (по другим документам – Татищев). Челобитная начиналась словами благодарности за высокую милость государыни, выражающуюся в том, что она подписала предложенные ей пункты, но далее следовали некоторые протестные слова, высказанные чрезвычайно обтекаемо и витиевато: «…в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнитества такие, что большая часть народа состоит в страхе предбудущего беспокойства, хотя они с благорассудным рассмотрением, написав свои мнения, представили Верховному тайному совету, прося безопасную государственного правления форму учредить; однако ж, об этом не рассуждено, а от многих и мнений подписанных не принято и не объявлено, что без воли императорского величества того учинить невозможно».

Очень осторожная челобитная. Иными словами, мы со всем согласны, и с пунктами согласны, и государыне преданы всей душой, но не мешало бы, прежде чем ставить будущей государыне какие-то условия, с нами посоветоваться. Но и эта деликатная, если не сказать трусливая челобитная, вызвала гнев Долгоруких. Гвардейские офицеры из охраны тут же стали громко кричать об обязательном восстановлении самодержавия, хотя пока его никто не разрушил. Василий Лукич дождался тишины и строго спросил Черкасского:

– Кто позволил вам, князь, присвоить себе право законодателя?

Черкасскому уже нечего было терять:

– Вы вовлекли государыню в обман. Вы уверили ее величество, что подписанные ею в Митаве «Кондиции» составлены с согласия всех чинов государства. Это неправда!

Василий Лукич уже готов был подхватить Анну Ивановну за руку и увлечь в другую комнату.

– Мы непременно обсудим дворянскую челобитную. А сейчас не время, сейчас есть дела поважнее. Да и время обеда подоспело, – сказал он решительно.

Но с другой стороны, к Анне подошла сестра Екатерина Ивановна. На этот раз герцогиня Мекленбургская была очень серьезна и уверенна в себе. В руках у нее была чернильница с пером.

– Нечего тут думать, государыня, – сказала она сестре на ухо, – подписывать надо сейчас. Подписывайте, а там видно будет. Вот перо.

И Анна подписала дворянскую челобитную: «Учинить по сему». Передавая Черкасскому бумагу, она поручила обсудить предмет прошения немедленно и в этот же день сообщить ей о принятом решении.

Историк Валишевский пишет, что, предчувствуя всякие неожиданности, Анна заручилась поддержкой армии. По приказанию Долгоруких стража во дворце была удвоена, но чью сторону она примет? Командовал охраной пруссак Альбрехт. На него она могла рассчитывать в случае опасной ситуации. Через Альбрехта она и передала приказ гвардии: «Подчиняться только Семену Андреевичу Салтыкову». Этим она уже отрешала Долгоруких от командования армией. Хотя и без этого приказа гвардия была предана Анне всей душой и выражала свою верность криками: «Государыня, мы верные рабы вашего величества. Мы всегда служили верно и теперь готовы жизнью пожертвовать ради вас. Мы не потерпим ваших злодеев. Прикажите, и мы всех их из окон повыкидываем!»

Анна ушла обедать вместе с Верховным советом, дворяне-челобитчики сели заседать в соседней комнате. Наконец все собрались в аудиенц-зале. Государыне была представлена новая челобитная. На этот раз ее подписали сто шестьдесят шесть человек. Прочел ее сам автор, князь Антиох Кантемир, славный поэт и сатирик XVIII века. Он тоже был против ограничения царской власти. «Усердие верных подданных побуждает нас по возможности не показаться неблагодарными; для того, в знак нашего благодарства, всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейшее принять самодержавие таково, каково Ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от верховного тайного совета пункты и подписанные Вашева Величества рукой уничтожить». Также просило дворянство восстановить Сенат в том его значении, какое дал ему Великий Петр, еще кой-какие просьбы, то да се – по мелочам.

Анна выслушала челобитную, это был трагический момент.

– Я подписала пункты, желая управлять моими подданными мирно и справедливо, – сказала она, обращаясь к верховникам, – и теперь должна знать: согласны ли члены Верховного тайного совета, чтобы я приняла то, что теперь предлагает народ?

Члены тайного совета, как говорится, «не нашлись с ответом».

– Значит, пункты, которые я подписала в Митаве, составлены не по желанию народа?

– Нет, нет! – кричал зал.

– Стало быть, ты обманул меня, Василий Лукич…

Далее Анна приказала доставить ей подписанные в Митаве бумаги и при всем народе порвала «Кондиции». В тот же самый день императрица повелела немедленно доставить в Москву Бирона, что и было исполнено.

Правление Анны Ивановны было жестким, но не выходило из старой традиции. Все как обычно, бывают мягкие государи, бывают крутые. Да, она жестоко расправилась с верховниками и со всем кланом Долгоруких, казнила Волынского и многих людей из его окружения. Но надо помнить, что куда больше голов полетело в царствие Петра Великого. Здесь важно другое. Уж сколько лет живем, а настоящего парламента как не было, так и нет. А верноподданнические инстинкты сохранены в целости.

Прочитанная Кантемиром челобитная была истинным гимном самодержавию: «Мы, напоследок, Вашего Императорского Величества всепокорнейшие рабы, надеемся, что в благорассудном правлении государства, в правосудии и облегчении податей по природному Вашего Величества благоутробии презрены не будем, но во всяком благополучии и довольстве тихо и безопасно житие свое препровождать имеем. Вашего Императорского Величества всенижайшие рабы».

Не получила Россия тогда в 1730 году парламента, даже его подобия не получила. А что подпись – «всенижайшие рабы», так это просто канцелярский штамп. Хотя все равно как-то дико читать, например, такую подпись под письмом государыне нашей Елизавете: «раб твой Кант». Это было после того, как мы взяли в Семилетней войне Кенигсберг (сегодняшний Калининград), а великий философ жил именно там. Но смело можно и сегодня взять на вооружение старинный официоз и подписываться в государственных бумагах: «Верные рабы Ваши».

За грозной планидой Анны Иоанновны и печальной участью Екатерины Иоанновны совсем стушевалась судьба третьей из сестер-царевен: Прасковьи. В отличие от двух старших сестер ее не выдали замуж за иностранного принца. Всю жизнь она прожила рядом с матерью, и во всех письмах, мемуарах и прочих документах о ней говорится как о девушке хворой, тихой, покорной, словом, совершенно безликой. То у нее золотуха, то нога болит настолько, что она вынуждена уехать с бала. У нее и прозвище было «Царевна Волочи Ножку».