Я была Алисой - Мелани Бенджамин

— А ты уже слишком взрослая, чтобы выходить на улицу вечером без компаньонки, — сказала мама Ине. В ее голосе звучало явственное раздражение: до появления ребенка оставались считанные недели.

— Но я очень хочу посмотреть иллюминации! Это так романтично! — Ина метнулась вперед и, задев юбками мамин мраморный столик, чуть не опрокинула графин. Я затаила дыхание.

— Ина, успокойся. — У мамы был такой вид, будто ей вот-вот станет плохо. Она сжала губы и закрыла глаза. Ина ошарашенно застыла на месте.

— Мама, налить воды? — прошептала я со своего места на табурете.

Мама покачала головой, тихо вздрогнула и открыла глаза, пустые от изнеможения.

— Итак, — заявила она слабым, но решительным голосом, являя бледное подобие прежней мамы. Меня возмущало, что Ина не замечает, как ей плохо, и мне хотелось встряхнуть сестру, да так, чтобы она клацнула зубами, но только после того, как мы выйдем из маминой комнаты. — Итак. Алиса была для меня добрым ангелом, и она заслужила развлечения. Правда, ума не приложу, с чего это ей вздумалось идти с мистером Доджсоном… Мистер Рескин полностью к ее услугам, если она пожелает. — Тут мама посмотрела на меня. Застывший в ее взгляде вопрос усиливали багровые пятна под глазами.

Я наморщила нос и покачала головой. Мистер Рескин? Что за охота ему меня сопровождать? Я научилась поменьше болтать во время уроков, но мистер Рескин, кажется, по-прежнему видел меня не такой, какая я есть на самом деле, а кем-то, о ком он уже составил окончательное мнение.

К тому же теперь, повзрослев, я уже не была, как прежде, защищена от сплетен, неизменно, будто облако пыли, окружавших мистера Рескина, где бы он ни показывался. Не все сплетни шли от него, много сплетничали и о нем самом. Кругом, к примеру, говорили об истинной причине, по которой его брак был признан недействительным; эту причину никто не называл публично, но она тем не менее заставляла дам краснеть, а джентльменов посмеиваться в кулак. Мне не хотелось продлевать с ним знакомство, а он, напротив, очень желал продолжать его со мной, раз за разом предлагая мне свое общество.

— Ну, как хочешь. Пусть будет мистер Доджсон, хотя не знаю, что уж тебя так в нем привлекает. Если б он хотя бы не был таким бестолковым заикой! Полагаю, позволить ему дружить с вами, детьми, это по-христиански. Уверена, что у него нет других друзей, кроме мистера Дакворта, но это и не считается. Мистер Дакворт расположен ко всем.

Кулачки Ины были сжаты так же, как и мои. Ни одна из нас не желала, чтобы о мистере Доджсоне говорили с пренебрежением. Ну почему другие не видели его таким, каким видели его мы? В очередной раз мне пришлось удивиться, до чего неодинаково один и тот же человек может восприниматься разными людьми.

Выражение лица Ины, однако, оставалось незамутненным и спокойным, как и ее голос:

— А разве это не было бы по-христиански, если бы я тоже пошла погулять сегодня вечером? Ведь ты сама сказала, что у мистера Доджсона, кроме нас, почти нет друзей. А с нами ему, как видно, действительно комфортно.

— Заикается или нет, но он все-таки мужчина, а ты юная леди, Ина. Вы не можете показываться вечером вместе. Даже в сопровождении мисс Прикетт… Тем более ее нет, она сейчас сидит с больным отцом. Нет, ты сегодня вечером останешься со мной, а Алиса может посмотреть фейерверки.

— Спасибо, мама! — Забывшись, я вскочила и захлопала в ладоши. Мама недовольно поморщилась. — Ой, прости!

— Ничего. А теперь, девочки, мне нужно отдохнуть. Развлекайтесь, но помните, что вы дочери декана, и ведите себя соответственно. Ох, Боже мой! — Она прижала платок ко рту и взмахом руки попросила нас уйти.

Мы направились к выходу, и как раз в этот момент в комнату влетела Ивонн с чистым горшком, накрытым льняным полотенцем. Бедная мама, бледная как смерть, поманила к себе Ивонн. Меня передернуло. Я поспешно закрыла дверь.

— У меня никогда не будет детей, — объявила я, чувствуя, как у меня самой из сочувствия к маме к горлу подступает тошнота. — Это все ужасно. А у мамы их уже столько!

— А по-моему, дети — это очень мило. — Ина вскинула голову, однако, услышав душераздирающие звуки из-за двери, побледнела, и мы поспешили прочь.

— Возможно, и мило, но достаются они уж слишком тяжело.

— Откуда ты знаешь? — Повернувшись ко мне, Ина скрестила руки на груди, в точности повторяя Прикс, и с подозрительным прищуром воззрилась на меня.

— Я… ну, я… — Вот оно. То, чего я не знала, для чего была слишком мала и пока не надеялась узнать, но Ина, конечно же, знала. Мне всегда становилось противно, когда она смотрела на меня с таким вот превосходством, потому я солгала: — Ну, конечно же, я все знаю о детях. Знаю об этом уже сто лет.

— И что именно ты знаешь?

— Если честно, Ина, я просто не в состоянии помнить все на свете…

— Тебе кто-то рассказывал?

— Ну…

— Или показывал?

— Да! Точно… кое-кто мне показал.

— Кто-то постарше тебя?

— Конечно!

— И как давно ты знаешь?

— А как давно знаешь ты? — ответила я вопросом на вопрос, за что была вознаграждена потрясенным взглядом Ины и румянцем на ее щеках.

— Я… ну, я не совсем уверена… но все равно знаю.

— Ну и ладно. — Я заторопилась вперед, мимо нее, потому что нам нужно было переодеться для церемонии посадки деревьев. Мама выбрала для нас новые одинаковые платья из синей тафты с черными фестонами посередине лифа и по краю подола. — Мы обе знаем. Представь себе, Ина, ты не одна, кому кое-что известно!

— Я не очень уверена в твоих словах, Алиса. — Ина невозмутимо прошла вслед за мной, затем остановилась перед позолоченным зеркалом на стене и, загадочно улыбаясь, пригладила волосы. — Я знаю, я вижу больше, чем ты. Но скажу только одно: будь сегодня вечером поосторожней с мистером Доджсоном.

— Что? — Сбитая с толку, я застыла на месте. — О чем ты? Чего мне остерегаться?

— Я просто волнуюсь за тебя, Алиса. Ведь я твоя старшая сестра, и я переживаю из-за тебя, из-за нашей семьи… но прежде всего из-за тебя. Помни… помни, что я всегда думаю о тебе.

— Хорошо, но… что ты имела в виду, упомянув мистера Доджсона?

Ина продолжала смотреться в зеркало. Ее взгляд в зеркале встретился с моим, и мне на миг почудилось, будто там, в зазеркалье, за позолоченной рамой находится кто-то совсем мне незнакомый. Какая-то чужая, опасная девочка. Не моя сестра.

И она не желает отвечать на мои вопросы — но лишь прижимает палец к губам и молча улыбается.

Я вспомнила эту улыбку и этот зловещий жест, когда вечером мистер Доджсон зашел за мной со своим братом Эдвином, приехавшим его навестить. Несмотря на теплый плащ, я не могла унять дрожь.

Однако едва мы вышли из дома (где я в последнее время чувствовала себя довольно мрачно вследствие маминой хвори, а также поведения Ины, которому не находилось объяснений; все это усугублялось моими собственными тревожными мыслями в сочетании с обычной нагоняющей тоску серостью оксфордской зимы), как я ощутила, что печаль отступает. Ночь сверкала разноцветными огнями, до сих пор отовсюду слышалась музыка (интересно, подумала я, останавливаются музыканты хоть на минуту, чтобы передохнуть или перекусить?), все вокруг дышало любовью. Принц Уэльский женился! Теперь у молодоженов появятся маленькие принцы и принцессы, а сами принц и принцесса в один прекрасный день станут новыми королем и королевой. Наша нация — величайшая в мире. Британская империя вечна, а Оксфорд — бриллиант в ее короне. Я ужасно гордилась своей страной, гордилась своим домом. Все страхи исчезли, кругом царило веселье.